Дальний билет - Михаил Сидорович Прудников

— Я не исключаю партизанской помощи детдому, — спокойно отвечал Головин-«Батюк». — Но у меня возникли подозрения, что детский дом располагает какими-то наличными средствами. Причем — в устойчивой валюте.

«Мне не надо произносить двух слов, — предупреждал себя Головин. — Двух слов — «антиквариат» и «драгоценности». Иначе Карл почувствует ложь и не будет знать, откуда она происходит. Открываться ему я не имею права, а эти слова могут навредить нам обоим».

«Что все это значит? — рассуждал Карл. — Розен сошел с ума, и ему везде мерещатся драгоценности? Или здесь что-то иное, непонятное мне? Так или иначе, я должен заинтересоваться».

— О какой валюте вы говорите? — спросил Карл.

— Трудно сказать, но я выяснил, что она поступает в детдом всякий раз после того, как они выезжают в лесные деревни.

«Это я могу говорить тебе спокойно, — думал Головин. — Ты ничем не помешаешь операции. Лишь бы я не сбил тебя с толку. Но мне нужно думать не только о тебе, но и о Розене. Розен лжет нам обоим. Тебе он лжет обо мне. Мне — о тебе. Ведь ты еще не тот сотрудник абвера, который может решать вопросы специального характера. Значит?..»

«Что нужно Розену, если он не помешался на драгоценностях? — думал Карл. — От меня или от этого Батюка?»

— Вы считаете, что их источник еще не исчерпан? — спросил Карл.

— Не знаю, — отвечал Головин. — Однако они вновь собираются на некоторое время в деревни.

— Если управа позволит им, — вмешался Розен.

— На уборку картофеля, — добавил Головин.

— Вам известны названия этих деревень? — спросил Карл.

— Это где-то в районе… — начал Головин, но Розен перебил его:

— Подробности излишни. Важно, что мы никогда не учитывали такой возможности.

«Розен хорошо ведет свою роль, — отметил Головин. — Все обстоит именно так, как он обещал мне. Но Карла он в чем-то обманул, потому что Карл насторожен. Сам по себе такой разговор не мог бы насторожить его. Надо помочь Карлу».

Головин повернулся к Розену:

— Я сказал обер-лейтенанту все, что вы меня просили, и все, что знаю.

В глазах у Розена мелькнуло раздражение, но он погасил его, заулыбался:

— Нам действительно пора. Извини, Карл, но мы покинем тебя. Я зайду к тебе через пару часов.

«Как понимать последнюю фразу Батюка? — думал Карл, глядя вслед Розену и его попутчику. — Розен специально просил его рассказать мне об источнике средств у детского дома. Если бы речь шла только о драгоценностях, Розен мог бы сам передать мне смысл информации. А он пошел на нарушение собственных принципов — свел меня со своим агентом. Скорее всего этому агенту недолго осталось ходить по земле. Таких Розен убирает. Но все же — для чего он организовал это свидание? Для того лишь, чтобы показать мне, что и он принимает активное участие в поисках драгоценностей? Нет, напав на след, он никогда бы не поставил меня в известность. Похоже, он играет не со мной, а со своим агентом. Что это за игра? Кем бы ни был этот агент, если он враг Розену, он полезен нам. Имею ли я право помочь ему? И могу ли я сделать это?»

Розен не пришел к Карлу через два часа. Он позвонил ему по телефону.

— Карл? — говорил он старательно ласково. — Поздравляю. Ты по-настоящему приобщаешься к делам. Тебе надлежит срочно выехать в Витебск. Там тебе объяснят остальное. Собирайся. Машина будет у твоего подъезда через пятнадцать минут.

— Что за срочность, Отто?

— Никаких вопросов. — В голосе у Розена появилось нетерпение. — Выполняйте приказ, обер-лейтенант. Тем более что я лишь передаю вам его.

Головин, сославшись на усталость, отправился в гостиницу, но, конечно, не для того, чтобы отдыхать. По дороге он имел контакт со связным — киоскером в книжно-газетном киоске — и передал ему очередное сообщение партизанам.

Как бы скоро ни пришел ответ с рекомендациями и советами, Головин должен был сам попытаться разгадать маневр Розена. В том, что Розен готовит удар, Головин не сомневался. Он также понимал, что Карл понадобился гауптману лишь для правдоподобности задуманного, что, сыграв непонятную для себя роль, Карл скорее всего больше не появится.

Головин поставил вопрос так: «На что рассчитывает Розен? Запугивать меня он не станет, знает — бесполезно. Покупать — тоже. А вот — скомпрометировать? Но чем он располагает для этого? Неужели он хочет втянуть меня в какую-то историю с этими самыми драгоценностями?»

Исчерпывающего ответа не было. Головин решил вернуться к Розену.

Розен как будто ждал его — поднялся навстречу, проверил, плотно ли закрыта дверь кабинета, с полным тревоги лицом подвел к креслу:

— Садитесь.

— Насколько я понимаю, что-то случилось, — сказал Головин, радуясь тому, что Розен не затягивает со своей игрой.

— Вы правы, — мрачно сказал гауптман. — Я уже собирался сам идти к вам. Кажется, мы сделали ошибку. Если хотите, то я буду искренен и скажу, что ошибку сделали вы.

Головин ждал продолжения, но Розен молчал. Тогда Головин спросил:

— Какую?

— В общем-то, — отвечал Розен, — дело не в самой ошибке. Дело в том, что наш план провалился.

И «пять Головин спросил после паузы:

— Почему?

— Обер-лейтенант сразу после нашей беседы отправился к высшему начальству с докладом о ней, — Розен вздохнул. — Извините, что я начал с ошибок. Мне следовало бы начать с просьбы о милосердии. Я теперь бессилен выполнить ваши требования и могу рассчитывать лишь на ваше благородство.

«Так вот что ты надумал, — усмехнулся про себя Головин. — Ну что ж, логика в этом есть. Мы действительно милосердны. Но ведь на милосердие надо иметь право. Или, по крайней мере, доказать свою нужду в нем».

— Меня интересуют подробности, — сказал Головин.

— Чем-то, — вздохнул Розен, — а точнее, вашей последней фразой вы насторожили обер-лейтенанта. Вы сказали, что я просил вас дать ему эту информацию.

— Разве это было неясно с самого начала разговора?

— К сожалению, вы не учли психологии арийца. В неправых делах он предпочитает избегать неопределенностей. А как вы понимаете — обер-лейтенант ищет драгоценности в большой степени из-за личной заинтересованности. До тех пор, пока разговор шел вообще, все было прекрасно. Но как только вы уточнили тот факт, что я просил вас рассказать ему об этом, появились свидетели. И обер-лейтенант предпочел снять с себя всяческие подозрения в том, что он охотится за антиквариатом.

«А если бы я не сказал этой фразы, — подумал Головин, — к чему бы ты прицепился?»

— Глупо, — сказал Головин, помолчав, — Вашу психологию я учитывал. И знал, что вы станете искать