Человек, который не боялся - Джон Диксон Карр

дома открылся мне во всей своей мрачноватой красе. Окна горели розовым. Орнамент из лилий белел на фоне темного дерева стен. Под козырьком крыльца, глядя в сторону главной дороги, стояла Тэсс. Едва я прошел сквозь калитку, она гибко, проворно, легко кинулась по зеленой лужайке навстречу мне:

– Как я рада, что ты вернулся, Боб. Где ты был?

– В Саутэнде.

– Знаю, милый. Я имела в виду, что ты делал там?

– Разное.

Тэсс оглянулась на вход:

– В доме, кроме меня, только Кларк. – Губы ее скривились. – Прислугу он отпустил сегодня на выходной до позднего вечера. Гвиннет не возвращалась. А Джулиан… Джулиан смылся в Лондон. Не знаю уж, что скажет полиция. Как Энди?

– Плохо.

– Кларк опять твердит о войне. Уверен, что она точно будет. Спустился в сад с бутылкой дешевого шампанского и теперь сидит там. Мне от него не по себе больше прежнего.

Трава на лужайке, где мы стояли, была как бархатная и сильно пахла после вчерашнего дождя. Я, Тэсс – и больше никого рядом. Она оделась сегодня в серое: серые юбка и джемпер с вышитыми слева на груди красным луком и стрелами.

Приоткрыв рот, Тэсс вдруг посмотрела на меня так пристально, что даже скулы выступили рельефнее.

– Боб, что ты знаешь такое, чего я не знаю?

– Неужто по моему лицу так легко прочесть?

– Да. – Она сложила на груди руки.

– Не побоялась, значит, сейчас стоять в проходе, – ответил я. – А как же «рука»? Вдруг снова схватила бы за щиколотку? Хотя ты же прекрасно знаешь, Тэсс. Вся эта история полная ложь.

Она молчала. Розовый свет заката мало-помалу тускнел. Ненавидеть Тэсс трудно, и на меня накатила тогда не ненависть, а раздражение, смешанное с разочарованностью, до того сильной, что мне, как под увеличительным стеклом, разом предстали все недостатки ее лица, фигуры, мышления.

– Я должен был догадаться, еще когда ты доктору Феллу про «руку» рассказывала. По тому, как он на тебя поглядел, а твое лицо покраснело. И потом при каждом его упоминании о «руке» ты начинала нервничать. А когда Эллиот попросил тебя показать, как это случилось, тоже очень странно себя повела. И прошлой ночью мне бы задуматься над твоими словами, что тебе не всегда можно доверять.

– Боб, ради бога!.. – наконец проговорила она.

– Не было никакой «руки»! Никто не хватал тебя за лодыжку на входе! Почему тебе взбрело в голову всех заводить? Какой смысл в таком сумасбродстве? Куда девался твой разум? Зачем?

– Тебе Эллиот рассказал?

– Естественно, Эллиот. От кого бы мне, дураку, еще это выяснить. Ты ведь мне не призналась.

Она все еще стояла со сложенными на груди руками и головой, склоненной чуть набок.

– Боб, я пыталась сказать тебе, но не смогла.

– Но рассказала Эллиоту и доктору Феллу после той сцены вечером, с реконструкцией. Потому-то и вид у тебя был такой вызывающий, когда ты появилась из их допросной комнаты. Но мне по-прежнему ни слова. Прикидывалась…

Она пошла на меня в атаку:

– Ты говоришь, как ребенок.

– Ну так и «рука», наверное, была детская, правда? С маленькими совсем такими пальчиками…

Между нами впервые вспыхнула ссора, хотя в полной мере и ссорой это было назвать нельзя. В настоящей ссоре ведь обязательно кипят страсти, а тут они подменялись горьким чувством. Словно глотаешь просроченное лекарство в порошке, вкус которого ощущаешь, пока оно не пройдет по всему пищеводу. К счастью, я спохватился прежде, чем мы успели наговорить друг другу множество глупостей. Мне вдруг стало понятно, что теперь-то она уже ничего не выдумывает и не играет в игры, а отчаянно искренна.

– Эллиот разве не рассказал тебе, по какой причине я сочинила такую историю?

– Нет.

– И сам не догадываешься?

– Нет.

– Ну тогда догадаешься, когда он и доктор Фелл приедут поговорить с Кларком. Если это вообще случится.

– Они приедут, – подтвердил я. – Вот-вот должны уже.

Тэсс отрешенно кивнула:

– Да, вот едет машина.

На какой-то момент мы замерли в неестественных позах, как застывшие марионетки, а потом Тэсс прижалась ко мне, и я обнял ее. За весь этот ураган переменчивых чувств спасибо Лонгвуд-хаусу. Лишь ему, а точнее, тяжелому влиянию, которое оказывал он на нас усилиями убийцы.

Рокот полицейской машины вторгся в тишину раннего вечера. Пока она подъезжала к парадному входу, можно было услышать хруст каждого камешка на гравийной дороге под ее колесами. В машине сидели Эллиот, доктор Фелл и Гвиннет Логан. Эллиот, выйдя из нее первым, направился к нам на зеленую лужайку. Было видно: он чем-то не очень доволен. Иначе не колотил бы себя на ходу по ноге так свирепо портфелем.

– Инспектор, – честным и звонким голосом проговорила Тэсс. – Пожалуйста, объясните Бену…

– Да, мисс, всему свое время, – вежливо прервал ее Эллиот. – А сейчас не подскажете ли, где мистер Кларк?

(Значит, он собирается нанести удар!)

– В утопленном саду. Пьет шампанское.

Светлые брови Эллиота взлетели вверх.

– Пьет шампанское?

– Дешевое итальянское пойло, которое мистер Логан закупал для сети дешевых магазинов, – объяснила Тэсс.

– Ну-ну. А мистер Эндерби где?

– Съехал. Вернулся в Лондон.

– Значит, верные до меня дошли слухи, – хлопнул в очередной раз Эллиот по ноге портфелем. – Ладно, позже займемся и этим. Теперь же буду вам обоим признателен, если отправитесь в сад и побудете с мистером Кларком. Мы с доктором Феллом присоединимся к вам тотчас же, как посмотрим кое-что внутри дома. Да, кстати. – Уже было собравшись уйти, он вновь повернулся к нам. – Меня скоро могут начать здесь разыскивать двое рабочих с набором инструментов, так вы их не прогоняйте.

Кратко кивнув, он направился к доктору Феллу и Гвиннет, а затем они вместе скрылись в доме.

Вот-вот должно было произойти что-то важное. Уверенность в этом крепла у меня с каждым вздохом. Я хотел поделиться с Тэсс кое-какими соображениями, но ей разговаривать не захотелось.

Молча обогнув дом и пройдя по красивой длинной полосе травы позади него, мы спустились в утопленный сад, где сидел очень расслабленный Кларк.

Сад представлял собой углубленную чашу футов двадцать диаметром и глубиною в средний мужской рост. Встань Мартин там, внизу, на поверхности бы виднелась лишь его голова. В сад вела лестница с частыми ступенями, выложенными обломками плит. По окружности он был засажен еще не расцветшими штокрозами и дельфиниумами, на которых уже начали раскрываться бутоны, явив густо-синюю свою внутренность. Альпийская горка сияла лимонно-желтыми первоцветами, сквозь них тянулись оранжево-красные нити примул. Самый центр сада занимали солнечные часы, опоясанные изогнутыми бетонными скамейками, на одной из которых и устроился, развалясь, Кларк.

К скамье