Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова

была права. Какая я глупая! Мурао впервые за все время принял правильное решение, когда понял, что нужно разделять личное и рабочее, а я оскорбилась тем, что он не предложил мне отношения, которые все равно ни к чему хорошему не привели бы.

– Да, наверное… – Я вытерла слезы, закрыла глаза и стала думать о завтрашнем дне. Нужно будет позвонить Сэйдзи, устроить интервью с Мурао, а потом, может быть, переговорить с Мурао насчет работы. Впрочем, об этом еще стоило поразмыслить, но сейчас меня беспокоила другая мысль. – Тетя, а говорят ведь, завтра конец оккупации… вступает в силу какой-то документ, который господин Есида ездил подписывать в том году…

– Так и что же?

Я и сама не знала, но почему-то это волновало меня. Понятно было, что с завтрашнего дня жизнь не поменяется кардинально, – и все же как будто нарушался весь ее распорядок, все ее привычное течение.

– Перемены будут, – сказала тетя. – Но они придут постепенно. Появятся новые правила, новые отношения, изменится экономика и культура. Конечно. Но на самом деле многое зависит от того, как люди сами отнесутся к этим переменам. Нельзя начать новую жизнь по собственному решению – она может начаться только со сменой обстоятельств. Но всегда можно сделать выбор, как именно ты поменяешься.

Я слушала тетю и думала о детстве, из которого я запомнила только строгие фасады и острые шпили довоенной Праги. Потом была война, тревожное время, в которое я чувствовала, какая же я маленькая, – и какая маленькая страна, которая меня приютила. Тогда я часто думала, что кругом вода – бежать некуда. А потом была юность под оккупацией – единственная мирная жизнь, которую я знала. Что будет теперь? Как будут относиться к таким, как я, если здесь больше не будет ни американцев, ни европейцев, ни русских?

– Знаешь, многие отдали бы все что угодно, лишь бы быть тобой, Эмико.

– Я бы, наоборот, обменяла свою судьбу на обычную.

– Нет, я не сказала ничего о твоей судьбе. Она действительно непростая. Но ты – это не обстоятельства, которые тебе достались, а то, как ты себя в них ведешь. Просто подумай. Ты родилась между двумя самыми страшными войнами в истории человечества. Маленькой девочкой приехала в чужую страну с другого конца света, почти не зная языка. Лишилась родителей. Не забывая своих родных языков, выучила новый. Смогла получить хорошее место в стране, где это почти невозможно для чужаков. Кто бы не захотел быть тобой – человеком, который так хорошо справляется со всем, что ему выпало?

Я полежала еще немного с закрытыми глазами. Как же хорошо, что у меня есть тетя Кеико!

– Мы тут придумали одну вещь, можно я тебе расскажу? Только не волнуйся, я сама буду в безопасном месте.

– Ну-ка?..

– Мы и правда думаем, что преступник – не Наоко Одзава, а человек, который живет в ее доме. Пока мы не знаем, кто он. Может быть, племянник, муж или жених ее дочери… той девочки, с которой случилось несчастье в сэнто, помнишь? В общем, это кто-то, очень ей близкий, иначе она не взяла бы на себя его вину. И мне кажется, он захочет снова напасть на господина Мурао. Так он закончит дело и, может быть, даже вытащит из тюрьмы Наоко, ведь тогда будет проще доказать, что покушение – не ее рук дело. Но невозможно же всю жизнь жить начеку, поэтому мы решили выманить преступника. Я завтра попрошу знакомого газетчика взять у господина Мурао интервью, где мельком бы упоминалось, что тот первого числа надолго уедет на Хоккайдо. Этот юноша прочитает газету и должен будет поторопиться, чтобы застать тут свою жертву… ну и еще я думаю, что ему было бы удобно затеряться в толпе. В доме будут всю ночь дежурить Кадзуро и еще один человек. Сам господин Мурао снимет комнату в рекане на той же улице. Так что я хочу сказать: я в это время посижу в кафе на первом этаже этого рекана – хочу понаблюдать за улицей. Не допоздна, конечно, но все-таки я вернусь поздно.

Тетя Кеико вздохнула.

– Приличные девушки, Эмико, не гоняются за преступниками. Тем более вечером и в компании трех мужчин.

– Но я просто буду в кафе на другой стороне улицы от дома, куда он может прийти. А еще там будет Кадзуро. Это наш Кадзуро, наш друг уже столько лет. С ним я в безопасности. Не волнуйся, я же не собираюсь буквально ловить убийцу за рукав.

– Ох, ладно. Видимо, времена такие настали. – Тетя встала. – Но только вряд ли вашу заметку завтра кто-то напечатает, а если и напечатают, никто ее не заметит.

Я удивилась:

– Почему?

– Потому что завтра и послезавтра все газеты будут писать только о снятии оккупации.

Мудрая тетя Кеико! И как мы сами об этом не подумали? Впрочем, что толку? Если мы будем ждать, пока закончатся бури, перемены и войны, не останется времени на жизнь.

Утром Кадзуро отправился в Мукомати, чтобы расспросить горничную из рекана о мужчине, который приходил за Яэ.

Как же мне хотелось поехать с ним! Но, в отличие от Кадзуро, который снимал не каждый день, а чаще по выходным и праздникам, когда на фабрики приезжали важные гости, я работала: несмотря на то, что завтра начиналась Золотая неделя[54], нам не объявляли, что будут выходные. Отпуск без уважительной причины я также не хотела брать: мне и так казалось, что начальник недоволен тем, что в понедельник и пятницу ко мне приходили то американские, то советские офицеры, а три дня между этим я брала работу на дом. В то же время мы не могли ждать следующих выходных – и Кадзуро поехал один.

Незадолго до обеденного времени я позвонила в «Киото Симбун».

– Это штаб-квартира «Киото Симбун»? Будьте добры Танигути Сэйдзи из отдела традиций и культуры, пожалуйста.

Девушка на том конце провода попросила меня подождать. Господин Иноуэ сидел напротив двери в то помещение, откуда я звонила, – и явно слышал, куда я звоню. Он не поднял головы, но я знала, что он слушает. Я приободрилась, потому что предстоящий звонок должен был немного поднять меня в глазах начальника.

– Здравствуйте, Сэйдзи. Это Эмико из «Дземон».

– Здравствуйте, рад вас слышать!

– Сэйдзи, я могу подойти к вам в обеденный перерыв? Скажем, через полчаса или час? У меня есть предложение: я могу устроить для вас интервью с Мурао Кэнъитиро. – Я бросила взгляд на начальника и увидела, что тот, хотя так и не