Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова

– А вот смотри. Юдзе, наряженные в гэйко, приходили к Мурао только в конце марта. Помнишь, первого числа у нас отменилось собрание клуба? Мурао тогда говорил, что у него продолжается серия встреч с читателями, и уехал на несколько дней на Сикоку. То есть юдзе, наряженные в гэйко, появлялись около дома Мурао в последние дни марта, не позже. И я думаю, Наоко… или ее дочь… или обе… в общем, они наблюдали за домом в эти дни. Именно так им пришла в голову идея переодеть одну из них в гэйко, чтобы не вызывать подозрений у соседей – ведь там постоянно появляются такие девушки. И маскарад хорошо сработал: кому-то из них удалось проникнуть в дом и убить служанку.

Вдруг господин Накадзима, который сидел так тихо, что я о нем забыла, отложил газету, поднялся и встал над нами, глядя на разложенные листы. Я не поднимала на него глаз. Меня беспокоило то, что про расследование узнавало все больше людей, а ведь я рассчитывала, что оно останется в тайне.

– Почему вы топчетесь в одном углу?

Кадзуро поднял голову и посмотрел на отца:

– Ты о чем?

– Учил-учил я вас играть, а вы так и не смотрите на другой край доски.

Когда мы были детьми, отец Кадзуро действительно учил нас обоих играть в го. Сам Кадзуро, будучи вспыльчивым и нетерпеливым, играл не очень хорошо и вскоре отказался продолжать, а вот я показывала кое-какие успехи. Мы с господином Накадзимой до сих пор иногда играли – иногда у них или у нас дома, но чаще в клубе на соседней улице.

– Вот смотрите, – он наклонился и указал курительной трубкой на верхний листок. – Во всех вариантах вы начинаете с того, что преступник – женщина по имени Наоко. Но ведь если бы это было доказано, она бы уже давала показания полиции.

Кадзуро возразил:

– Я сам вначале сомневался, но вроде как действительно все указывает на нее, ну или на ее дочь. А что касается полиции, то по просьбе Мурао мы сначала должны все выяснить и достать ее адрес.

Господин Накадзима взял с комода еще несколько листов, положил их над самым верхним и сказал:

– Думайте, что цепочка событий выглядит так и что на этих листах нужно начертить какие-то другие имена и события. Даже если все действительно начинается с Наоко, такая стратегия не обманет вас, а просто приведет к этой женщине еще раз. И, кстати, – добавил он, выходя из комнаты, – я кое-как могу понять, почему этот Мурао хочет сначала убедиться в виновности этой женщины, а уж потом сдавать ее полиции. Но не понимаю, зачем ему ее адрес. Подумайте над этим. Мне кажется, это важно.

– Ты рассказал ему? – спросила я Кадзуро, когда его отец скрылся в другой комнате.

– Нет. Но он вчера слышал, как я говорил об этом с Хидэо по телефону.

Хидэо. Опять Хидэо. Все-таки этот лишний человек в расследовании очень напрягал меня, и я тут же вспомнила о своих подозрениях в его адрес.

– Но вот проблема с рукописью остается, – сказала я, рассматривая листы с записями. – Все-таки дочь Наоко можно смело исключить по той же причине, что и саму Наоко: они должны были узнать о расследовании в день его начала, и быстро написать эту ахинею. А вот Яэ – Яэ могла это сделать. Если Мурао ей рассказал раньше, чем нам.

– Зачем ей это? – спросил Кадзуро.

– Не знаю. Может быть, ей не нравится, что я общаюсь с Мурао? Но это значило бы, что не отдает себе отчета в его предпочтениях, и не знает, что иностранка его не заинтересует. Только не понимаю, при чем тут официантка.

– Яэ могла так представиться. Разве нет?

– Нет. Про официантку мне рассказали военные с фабрики. Вряд ли их можно вот так обвести вокруг пальца.

Кадзуро присвистнул.

– Да у тебя появились ценные связи с иностранцами!

– Я бы с удовольствием этого избежала. Господин Иноуэ сегодня уже выразил свое недовольство тем, что из-за меня в редакции появляются то американцы, то русские…

– А что это за кафе «Медовое пиво»?

– Понятия не имею. Спроси Хидэо – уж он-то наверняка знает все заведения в Киото.

– Ладно.

Мы еще посидели немного, глядя на листы с записями.

– А все-таки зачем жертве может понадобиться адрес преступника, а, Кадзуро, как думаешь? Самосуд?

Он рассмеялся:

– В таком случае они друг друга стоят! Она залезает в его дом, чтобы отомстить за преступление восемнадцатилетней давности, – а он залезает в ее дом, чтобы опередить ее и убить раньше, чем она доберется до него.

– Да, глупо звучит. Но все-таки он задумал что-то нехорошее, о чем не сказал вслух.

В тот момент я первый раз за все время ощутила что-то вроде неприязни к господину Мурао.

* * *

В воскресенье утром, прибравшись в доме, я стала пересматривать свои записи. В блокноте было размашисто написано:

Садовник

А это о чем, интересно? Я перелистнула страницу и увидела:

Почтальон

Ох, я поняла. Ведь почтальона-то мы с Кадзуро расспросили, но около дома господина Мурао был еще и садовник, и мы совсем о нем забыли. Только как бы с ним переговорить? Ведь мы не знаем дней, по которым он приходит. Может быть, сегодня нам как раз повезет – и мы его застанем?

Но Кадзуро дома не оказалось. Его мать сказала, что он уехал снимать мероприятие на завод Мацусита в Осаке и вернется только после обеда.

Сходить без него? Я не особенно любила говорить с незнакомыми людьми… но, с другой стороны, ведь этот садовник – человек из дома Мурао, наверное, ему можно доверять. К тому же у меня не было других идей, чем заняться, а сидеть сложа руки не хотелось.

Тетя читала книгу, сидя на энгаве[39].

– Уходишь? – спросила она, когда я вышла из дома.

– Да, пойду в Накаге. Что-нибудь нужно купить?

– Пожалуй, нет… А ты сегодня встретишься с этим писателем?

Я честно ответила, что действительно иду к его дому, но мне нужно расспросить его садовника, а господина Мурао мне сегодня видеть не обязательно. Тетя покивала, снова взялась за книгу, но тут же отложила ее и сказала:

– Ханако сказала, что вы с Кадзуро ведете расследование, и мы немного беспокоимся. Кадзуро, как бы тебе сказать… очень умный и талантливый мальчик, но, видимо, вообразил себя Акэти Когоро[40]. Тому, конечно, всегда удается выходить сухим из воды, какая бы