Личное дело господина Мурао - Даша Завьялова

об этом. Ведь он снимал не только девушек – основной его работой все-таки были съемки на производствах.

Госпожа Итоо, кивая, сказала, что мы, молодежь, правильно делаем, налаживая деловые связи среди старших, – и наконец занялась своей потухшей трубкой.

– Скажите, а Кадзуро дома? – спросила я.

– Да, – ответила госпожа Накадзима. – А ты не посидишь с нами еще?

– Извините, мне очень нужно с ним поговорить.

Я вышла в сад и заглянула за забор.

– Кадзуро! Кадзуро!

Из окна выглянул Накадзима-старший.

– Здравствуйте! Кадзуро ведь дома?

– Здравствуй, Эмико. Можно и так сказать: он допоздна читал и сегодня весь день спит. Я его сейчас разбужу.

– Спасибо, господин Накадзима!

Кадзуро, еще не до конца проснувшись, выглянул во двор в домашней одежде.

– Если у тебя нет чего-то действительно важного, я буду очень зол.

– Это важно: у Наоко была дочь, которую она родила после тех событий. Но это не помогает нам: девочка обварилась кипятком в бане, где работала Наоко.

– Подожди-ка. – Кадзуро скрылся в доме и вернулся через минуту, умытый и переодетый. – Теперь расскажи все по порядку. Наоко родила дочь от Мурао, но вскоре девочка умерла. Так?

– Что?

– Она умерла после того случая или нет?

Я задумалась:

– Хорошо, что ты спросил. Из разговора с Рэйко и твоей мамой я поняла, что так и есть, но они этого не говорили прямо.

– Рэйко?

– Она была невестой дяди Изаму. Сегодня тетя встретила ее. Я и забыла о ней…

Мы зашли в дом, где женщины уже обсуждали, какими сэнто были до войны. Кадзуро поздоровался и спросил у матери:

– Та девочка, о которой ты говорила Эмико, умерла?

– Да, – ответила она.

Но Рэйко возразила:

– Нет-нет, девочка выжила! Говорили, у нее остался страшный шрам на лице.

– Я слышала, что она умерла, – неуверенно сказала госпожа Накадзима. – Наоко после того видели в городе пару раз, а дочку – нет. Но я могу ошибаться.

Рэйко задумалась:

– И я могу ошибаться, госпожа Накадзима. Но мне кажется, кто-то видел девочку живой и говорил про отметины на ее лице. Может быть, это просто слухи, – заключила она и спросила нас: – А что, это очень важно?

– Может быть, – сказал Кадзуро и сказал мне: – Пойдем кое-что нарисуем.

Глава пятая

Мы пришли к нему домой, где сейчас было гораздо тише: если у нас в гостиной оживленный разговор вели четыре женщины, то здесь только Накадзима-старший еле слышно шелестел газетой.

– Мы тебе не помешаем? – спросил у него Кадзуро.

– Нет-нет. Располагайтесь.

Кадзуро достал огромный лист бумаги и карандаш, а мне бросил дзабутон. Но я постеснялась сесть на него в присутствии хозяина дома и устроилась на полу в сэйдза, как и полагалось. Накадзима-старший, хотя и утерял после войны и статус, и работу в дзайбацу, потому что их больше не было, все-таки продолжал внушать соседям некоторый трепет.

– Смотри. Мы не знаем, жива ли дочь Мурао, а это очень важный вопрос. Давай изобразим два варианта событий: там, где она жива, и там, где нет…

Я набралась решимости и перебила его:

– Кадзуро, подожди. Пока мы не начали рассуждать…

– Да?

– Как называется бар, в котором работает Хидэо?

– «Эрика». Я же вчера тебе о нем говорил.

– Ты говорил про бар, где… – Я осеклась, потому что вспомнила о присутствии его отца, который не знал о съемках девушек. – А! Разве это тот же?

– Да.

Верно, ведь Хидэо тоже работал в «Эрике», где Кадзуро делал снимки юдзе. Название было совсем не похоже на «Медовое пиво», и я была склонна исключить Хидэо из числа подозреваемых.

– Это очень хорошо! Тогда я скажу одну вещь, только ты не смейся сразу, а все-таки подумай. Помнишь, я вчера брала у тебя фотографии? А теперь следи за руками. В начале этой недели в редакцию принесли рукопись на мое имя…

Кадзуро изменился в лице и перестал улыбаться.

– Я покажу ее тебе. Автор как будто намекает на расследование и хочет меня напугать или предупредить. Еще вчера я знала только, что это сделала девушка, поэтому взяла у тебя фотографии, чтобы показать их тому, кто мог узнать ее. Но сегодня этот человек рассказал, что та девушка – официантка в кафе «Медовое пиво». Если что, я тоже такого не знаю, так что будем искать… Так вот: я думала, что автором может быть Хидэо. Потому что больше никто не знает о расследовании.

– Очевидно, что это либо Наоко, либо сам Мурао, разве нет? – спросил Кадзуро.

– Это очень плохо написано, Мурао так не смог бы. Да и зачем ему? А Наоко не успела бы узнать о расследовании за один вечер. Я подумала, что девушка, которая принесла рукопись, могла бы работать в том же баре, что Хидэо. Но, видимо, это все-таки не так…

– И ты не сказала мне, потому что решила, что я не поверю и расскажу Хидэо?

– Точно. Но я больше так не думаю, потому что, как видишь, в игру вступили еще две девушки – Яэ и дочь Наоко. Конечно, если последняя жива.

– Так. – Кадзуро поменял позу, скрестив ноги, чтобы удобнее было сидеть, и заложил руки за голову. – Так, это все меняет. Значит, о скольких женщинах в этом деле нам известно?

– Совершенно точно существуют три: Наоко – женщина, по отношению к которой совершил преступление Мурао, их безымянная дочь семнадцати лет и Яэ – девушка, с которой он встречается сейчас. Есть еще гэйко, которая говорила с почтальоном, и официантка, которая принесла рукопись в редакцию, но каждая из них может оказаться одной из трех перечисленных. Либо это все-таки пять разных женщин.

– Да уж! И это еще при том, что мы даже не знаем, жива ли вообще дочь Наоко.

Кадзуро взял карандаш и начал писать:

Вторая половина марта – серия встреч Мурао с читателями.

Конец марта – к Мурао приходят юдзе, одетые как гэйко.

Первые дни апреля – неизвестная, одетая как гэйко, появляется у дома Мурао.

8 апреля – в доме происходит убийство служанки.

20 апреля – мы встречаемся с Мурао в рекане.

21 апреля – официантка приносит в редакцию «Дземон» рукопись.

24 апреля – Мурао приводит домой Яэ.

– Честно говоря, это не очень помогает, – сказала я, посмотрев на записи.

– Ну почему же. – Кадзуро закусил карандаш и помолчал. – Последние три записи пока действительно ни о чем не говорят, а вот по первым трем ясно видно, что гэйко не настоящая, а ряженая.

– Как ты это понял