Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Все еще не в силах встретиться с ним взглядом, я качаю головой.

– Когда мы сто лет назад с Куртом работали вместе над «Незваным гостем», он сделал нечто ужасное. Непростительное. В этом фильме снималась одна симпатичная молодая актриса, думаю, ты понимаешь, кого я имею в виду. Он стал для нее грандиозным прорывом, эта роль положила начало ее карьере, но в тот момент она все еще была никем. У нее не было ни рычагов воздействия, ни власти; так что, по-твоему, сделал Курт?

– Он шантажировал ее, – шепчу я.

– Чертовски верно. Он заставил ее переспать с ним, прежде чем дать ей роль. Она была невероятной молодой женщиной, настоящим талантом. И в ночь, похожую на эту, Курт рассердился бог знает из-за чего, а девушка не выдержала и рассказала мне, что он с ней сделал. Я пытался убедить ее действовать и заявить об этом, но тогда все было по-другому. Еще не случилась ситуация с Вайнштейном, движение #metoo не имело влияния, как сейчас. Она была слишком напугана. Курт пригрозил, что, если она когда-нибудь кому-нибудь расскажет о случившемся, он позаботится, чтобы она больше никогда не работала в кино. Она взяла с меня обещание сохранить ее признание в тайне.

Это было неправильно, я знаю. Все эти годы я чувствовал себя виноватым из-за того, что не вступился за нее. Я пытался убедить себя, что поступаю правильно, уважая ее желание, но понимал, что это чушь собачья, просто отговорка. Очевидно, поскольку я хранил молчание, подобное сходило ему с рук снова и снова.

Через плечо Доминика я вижу, как приближается Фредди, и незаметно качаю головой, предостерегая его.

– Знаешь, ходят слухи… слухи о том, что ты и она не единственные. Но Курт настоящий профессионал, когда дело касается сокрытия его грязных делишек. И он чертовски уверен, что все те, кого он загоняет в угол, слишком напуганы, чтобы пойти против него. Но это должно измениться.

Доминик мягко кладет свою ладонь поверх моей. Наконец я осмеливаюсь взглянуть на него.

– Послушай, Лила. Я вижу, как ты несчастлива. Как напугана. У меня есть друзья. Мы могли бы заставить людей выступить. Ты только скажи, и я выложу кое-что анонимно. И все это может выплеснуться наружу. Его выпотрошат, а ты сможешь сбежать.

Я чувствую, как слезы щиплют глаза.

– Спасибо, Доминик, – шепчу я. – Но мне не нужно, чтобы ты это делал.

Он качает головой.

– Разве ты не хочешь покончить с этим дерьмом?

Я сглатываю.

– Я должна закончить фильм.

– Черт возьми! – восклицает он, с силой ударяя по перилам. – Как ты можешь оставаться с этим мудаком? Как ты вообще можешь его любить?

– Я его не люблю. – И облегчение захлестывает меня, когда я понимаю, что это правда. Я делаю глубокий вдох и повторяю это снова. – Я больше не люблю его. Но мне нужно довести это дело до конца. И затем… У меня есть план побега.

Он встречается со мной взглядом, понижает голос.

– Если тебе понадобится какая-нибудь помощь – любая, я буду рядом. Даю тебе слово. Ничто не доставило бы мне большего удовлетворения, чем заставить его заплатить за все, что он натворил.

Я киваю, тихо говорю:

– Возможно, я поддержу тебя в этом.

Мы смотрим на закат. Доминик обнимает меня за плечи, и я позволяю себе расслабиться в его объятиях.

– Вы, ребята, слишком очаровательны, – произносит Фредди сзади. Я поворачиваюсь и улыбаюсь, когда понимаю, что он только что сфотографировал нас. Я импульсивно наклоняюсь, целую Доминика в щеку, а Фредди чмокает меня в другую.

– Мы должны защитить нашу девочку, Фред, – говорит Доминик, пока Фредди раздает пиво. Тот бросает на меня быстрый взгляд, и я пытаюсь улыбнуться.

– О, я бы не стал беспокоиться об этом, Доминик, – произносит он, ласково взъерошивая мои волосы. – Она может выглядеть хрупкой, как цветок, но поверь мне: Лила Крейн – самая сильная женщина, которую я знаю.

Солнце опускается за горизонт, и, хотя поддержка этих людей должна была бы меня утешить, я все равно не могу не сомневаться. Милый Фредди любит меня, я знаю; но он понятия не имеет обо всех темных ужасах моей жизни. Он понятия не имеет, насколько адски все обернулось, и как бы сильно я ни хотела ему доверять, было бы глупо рисковать. И даже учитывая обещание Доминика помочь мне, я не уверена в его надежности. Он может говорить что угодно, но тогда, на съемках «Незваного гостя», он выбрал легкий выход. И, несмотря ни на что, согласился снова поработать с Куртом над «Ночь нежна» ради своей карьеры, не так ли?

На самом деле мое единственное утешение – это тайное знание о том, что у меня есть тот, кому я с уверенностью могу доверять, мужчина, который значит для меня даже больше, чем он сам догадывается. У меня есть ты.

* * *

Почти рассвело. И снова сон ускользает. Слишком устала, слишком слаба, чтобы писать. Но ты уже знаешь, что произошло, когда я вернулась домой. Ты знаешь, что он сделал со мной, более жестоко, чем когда-либо прежде. Нет смысла записывать это, переживать весь кошмар заново.

Лучше смотреть вперед, на эти тонкие, мерцающие линии, едва различимые на зарождающемся горизонте, а вместе с ними слабые, диссонирующие звуки оркестра, настраивающегося, разогревающегося, готовящегося. Затем вдох, мгновение паузы… и я жду того, что должно произойти.

5

Сумерки: очертания города подсвечиваются на фоне неба, улицы размазаны вечерним румянцем.

Был четверг, а еще то счастливое время, когда на несколько драгоценных часов район Челси замедляет пульс и расслабляется, превращаясь в своеобразную неповторимую деревню. Прямо над головой сквозь железные перила Хайлайна пробивалась зелень: пышные заросли яркой персикарии, леопардовой лилии, гладкого сумаха выглядывали из-за края, словно наэлектризованные локоны троллей, пылая на фоне полированного сияния неба. А ниже, раскинувшись на несколько длинных кварталов, галереи Челси открыли двери, предлагая посетителям стаканчик прохладного шардоне, чтобы заманить их внутрь. Рассеянные пешеходы бродили по темным улицам, бесцельно переходя от одной галереи к другой, проверяя свой вкус или открывая для себя великих художников будущего. Здесь, в отличие от остального города, незнакомые люди действительно встречались, даже общались, а с вином время замедлялось, становилось каким-то более значимым. И могло показаться, хотя бы на эти краткие час или два, что нет ничего более важного, более священного, чем искусство.

Спускаясь по одной из таких улиц, Джона и Мэгги издалека увидели пункт назначения: светящийся белый куб помещения в дальнем конце