Неорганизованная публика - Александр Николаевич Петрин

После ухода администратора воцарилось тягостное молчание. Люся, увидев вдруг вдалеке какую-то девушку, встала со скамейки:

— Ой, извини, Гена, мне надо вон с той девушкой по секрету поговорить… Оля, Оля!

И убежала.

Геннадий просидел на скамейке полчаса, тщетно ожидая Люсю, потом отправился ее отыскивать.

Люси он не нашел, зато наткнулся все на того же администратора. Он стоял в окружении самых разнообразных молодых людей возле киоска с прохладительными напитками, пил лимонад и о чем-то разглагольствовал.

Заметив Геннадия, не успевшего скрыться, он очень обрадовался и замахал ему рукой:

— Эй, браток! Студент! Поди-ка на минутку!

Налив из бутылки стакан лимонаду, он протянул его подошедшему Геннадию:

— На, пей! Угощаю! Ничего, бери, не бойся… Это тот самый и есть! — объяснил он молодым людям, которые уставились на Геннадия, как на какого-то диковинного зверя. Даже киоскерша высунула голову из окошечка. — Да-а! Гляжу: сиг! Я его — цоп! Но — отпустил! А почему? Другой бы его за шкирку, а я студентов уважаю…

…Геннадий, глотая слезы, давно уже сидел дома, а администратор все еще отыскивал его по парку, чтобы поговорить о бедствиях студенческой жизни и своем великодушии…

НЕОРГАНИЗОВАННАЯ ПУБЛИКА

— Теперь я расскажу, как с меня сняли голову… Кто снял? Люди, кто же еще! Не дикие же звери!

Словом, вызывает меня шеф и начинает устраивать всякие истерики: как же так, везде, видите ли, внедряют новые формы торговли, а у нас образцовый торг, а образцовый торг прямо-таки жить не может без этих самых новых форм! Все внедряют, а мы нет! Это — скандал! Это — кошмар!

Короче говоря, он предлагает: давай займись этими новыми формами.

Ну, я развернул такую деятельность, дай бог всякому, вы же меня знаете?

Задумал я новый аттракцион, я хотел сказать — новое мероприятие: объявили конкурс среди домашних хозяек, называется — «Эликсир долголетия». Хе-хе-хе, ни за что не догадаетесь. Вы думаете, это какой-нибудь там женьшень? Ничего подобного. Это — простое молоко, и даже не молоко, а блюда из молока.

Каждое мероприятие, вы же знаете, надо еще и организовать! Домохозяйки — пусть они себе как хотят, а я все предусмотрел: звоню Казбулату Мисостовичу, вы же его знаете, шеф-повар из ресторана «Москва», говорю: дорогой, так и так, вдруг домашние хозяйки не придут, народ консервативный, они отварят картошку или кашу и — довольны, а молочные блюда — это вам не фунт изюму, это — вещь тонкая… Вы думаете, он вам так сразу и согласился? Как бы не так, черта с два! Когда он почует, что где-то запахло монетой, он вымотает из вас все жилы… Одним словом, мы с ним поладили, потому что наш конкурс — не какой-нибудь захудалый конкурс, это — серьезный конкурс: первая премия — двадцать пять рублей и грамота, вторая и третья — по десятке и само собой грамоты… Сорок пять рублей — это же сумма! Поэтому Казбулат Мисостович сразу сделал свое дело, и я — свое: привлек кое-каких наших продавщиц: «Тома, вот тебе торт, не забудь название: «Семейный сувенир». А по должности ты теперь фрезеровщица с металлургического, получишь первую премию — четвертак и грамоту, четвертак отдашь мне для Казбулата Мисостовича, а грамоту можешь оставить себе, ты женщина молодая, у тебя все впереди, это же государственный документ, шутишь с ним! А ты, Зоя, считаешься маляром, вот тебе запеканочка, название — «Лакомка», получишь вторую премию, деньги Казбулату Мисостовичу, грамоту — себе; что ж из того, что ты не домохозяйка, выйдешь замуж, такая еще будешь домохозяйка, что только ой-ой-ой… Покажи грамоту своему жениху, он придет в восторг, я мужчин знаю, все они любят хорошо покушать… Ну, если кто не желает участвовать в мероприятиях, тот всегда может подыскать себе другую работу, где его не будут обременять, например, начальником главка или еще кем…» Ну, и дальше все в таком роде, провел подготовку по системе Станиславского или там Мейерхольда, вы человек ученый, вам видней…

Короче говоря, в мазагине «Буренушка» начинается конкурс, сидит жюри из разных покупателей, телемальчики наставили свои телескопы, объявили, что нужно, и вдруг, можете себе представить, вылезают на первый план две девушки, неизвестно кто такие: «Девушки, говорю, если вы думаете, что здесь происходит проба на должность кинозвезды в «Мосфильме», то вы глубоко ошибаетесь, здесь происходит серьезное мероприятие, так что прошу вас в сторонку…» А они суют мне под нос какие-то коробки и заявляют, что принесли молочные продукты! Нет, вы представляете себе, какая наглость развилась у нынешних молодых людей! Но я себе думаю: ладно, два человека из неорганизованной публики конкурса еще не сорвут, валяйте, показывайте свои достижения и выметайтесь, и дело с концом! Так вы думаете, их оказалось только две? Как бы не так, черта с два! Они поперли, как татаро-монгольское нашествие! Я уж с ними боролся и так и эдак: «Бабушка, говорю, поимейте каплю совести, пройдите в соседний отдел, там поступили консервы из морской капусты — лучшее средство от склероза, а по телевизору вам показываться уже поздно, ей-богу…» Но разве ж сейчас — люди? Это ж — дикари!

Короче говоря, жюри присудило все премии совершенно посторонним людям! Как бы вы их не выплатили, хотел бы я знать?

А теперь этот разбойник Казбулат Мисостович ежедневно жаждет моей крови, то есть, вы понимаете, не крови, а своих кровных сорок пять рублей…

…Кто ж тут, спрошу я вас, виноват?

ПРОСВЕТИТЕЛЬ

За окном правления боевского сельпо грязь и слякоть. С утра дождик сеет, как сквозь сито, нагоняет тоску. Воробьи, мокрые, взъерошенные, попрятались под карнизы домов. Вид у них унылый и задумчивый.

С таким же видом сидит у стола председателя сельпо Петра Кузьмича Бабкина щуплый молодой человек в очках, в мокром прорезиненном плаще и больших кирзовых сапогах, облепленных грязью, — только что приехавший из города товаровед отдела по торговле книгой облпотребсоюза Виталий Спирин.

Зато сам председатель правления сельпо Петр Кузьмич Бабкин так и пышет весельем: его толстые тяжелые щеки красные-красные, и кажется, именно от этих щек, а не от жарко натопленной печи так тепло в маленькой комнатке.

— А!.. Из книжного отдела… Рад! Рад!.. — в который уже раз повторял Петр Кузьмич. — Люблю, знаете, книгу… Хотя, ежели говорить самокритично и без лакировки действительности, разных там