Неорганизованная публика - Александр Николаевич Петрин

В самый разгар прений Георгий Георгиевич грубо сказал:

— То-варищ Груздев, давайте-ка вопрос о вашей женитьбе пока отложим и займемся делом. Вот тут письмо из Снегиревки. Просят прислать свои соображения насчет проведения вечера отдыха в сельском клубе. Попробуйте…

Груздев с готовностью кивнул и, вынув из папки новенький чистый блокнот, начал прилежно писать.

Часа через два он подошел к Георгию Георгиевичу и робко развернул перед ним блокнот:

— Вот, Георгий Георгиевич… я, Георгий Георгиевич, человек еще молодой, неопытный. Хотелось бы, чтоб вы как старший товарищ с большим опытом посоветовали мне… Опыт ведь иногда больше дает, чем, например, образование, как вы считаете?

Георгий Георгиевич именно так и считал. Его раздражали веселые, шумные и какие-то слишком уж самостоятельные молодые люди, выпускники культпросветучилища, потому он весьма благосклонно перелистал страницы блокнота.

— Н-да… Так-так… «Кадка с водой на случай пожара, ящике песком»… Что ж, дело нужное… «Не допускать, чтоб молодежь баловалась с огнетушителем»… Тоже, пожалуй, верно… «Специальное место для курения… Обеспечение топорами и баграми»… Все верно, но понимаете, товарищ Груздев, слишком узковато, что ли… Обеспечить надо не только топорами или там баграми, но и… Да вы не стесняйтесь, присаживайтесь к моему столу. Я вам сейчас все расскажу.

Вооружившись советами и указаниями Георгия Георгиевича, Груздев просидел над письмом весь день и даже остался на час после работы. Покончив наконец с отдыхом молодежи, он еще некоторое время сидел в опустевшем кабинете, беседуя с курьер-уборщицей тетей Дусей, спрашивая, как, по ее мнению, лучше молодому человеку тратить свою зарплату…

Недели через три, когда заведующий, завершив очередной цикл мероприятий, направлялся в методкабинет, тетя Дуся остановила его в коридоре:

— И-и, Степан Петрович, ну и работника вы приняли… Тихой, уважительной… Прямо-таки самостоятельной.

И сотрудники каждый отдельно высказали свое мнение о новом инструкторе. Георгий Георгиевич:

— Пороху не выдумает, но имеет тенденцию к росту… А почему? Лишен зазнайства, кичливости. Стремится овладеть опытом старших товарищей, на критику реагирует нормально, повышенной обидчивостью не отличается, не баба какая-нибудь, жиром не трясет: ах, нервы, ах, откройте форточку, ах, у меня здоровье подорвано, окажите женщине уважение… А с этим, я думаю, сработаемся…

Евгения Павловна и Полина Александровна:

— Прекрасный молодой человек! Среди нынешней молодежи таких поискать. Так вежлив, так культурен! Отвратительными пороками не страдает, как, например, курением… Наоборот, рыцарское прямо-таки отношение к женщине… Ну и, конечно, умеет ценить в других людях ум, знания… Чего же еще? Словом, мы с Полиной — за!

ЖЕРТВА

Владимир Иванович Болотин не мечтал о лаврах журналиста. Он вполне довольствовался должностью прораба. Слава сама постучалась к нему в лице сотрудника городской газеты Саши Летуновского.

Саша разложил на столе Болотина папку, блокнот, авторучку и сказал, фамильярно улыбаясь:

— По вашу душу, Владимир Иванович!

Владимир Иванович уважал печать. Особенно его волновали статьи под заголовками «А воз и ныне там» или «Ценные материалы под снегом». Начинал он их читать с замиранием сердца, но, убедившись, что речь идет о другом строительном объекте, удовлетворенно говорил уборщице:

— Читала, тетя Клаша? Васильева из СМУ-2 продернули. Ну и дела!

Поэтому сейчас он понимающе закивал:

— Давайте, давайте! Вам что — смету, отчет, чертежи?

— Я, Владимир Иванович, по другому делу. Вы должны стать нашим сотрудником.

— Что-о-о?

— Не пугайтесь. В нашей редакции, понимаете, такое дело заварилось — прямо пожар! Старик наш — ну, главный — буйствует. Оказывается, мало мы привлекаем актив. Старик сегодня прямо сбесился: вынь и положь ему рабкоров. Я подумал-подумал — да к вам!

— Как же… — замялся Владимир Иванович. — Образование у меня неоконченное… Да и слогом владею в недостаточном количестве…

Саша замахал руками:

— Так ничего и не нужно. Вы только подпишите: «Прораб В. Болотин». И все. А остальное я сам напишу. У меня есть тут один очерк, вообще-то он о студентах педучилища, занимающихся альпинизмом, ну да немного подправим — будет о строителях… Значит, так: кто у вас из молодежи?

На следующий день прораб Владимир Иванович Болотин читал в газете «свой» очерк «Молодые строители».

«По-утреннему светлое солнце озаряло своими какими-то золотистыми лучами улицы нашего города — дома, заборы, тротуары. В предутренней тишине как бы вырисовывались величественные силуэты стройобъекта. Бодро идущий по улице парень с простым рабочим лицом — Лепехин М. П., 1950 года рождения, комсомолец, бригадир монтажников — шутливо заметил своей напарнице, гибкой, как камышинка, девушке с открытым русским лицом и бегающими смешинками в глазах Ане Грищенко, каменщице из соседней бригады:

— Когда я доведу кладку до самого солнца, я сниму его и подарю тебе!..

— А я тебе подарю созвездие Персея, — лукаво ответила девушка, потупясь и зардевшись.

Они имели право так говорить, так как каждый из них выполнил квартальный план на 119 %».

Внизу стояла подпись: «В. Болотин, прораб».

Зазвонил телефон. Владимир Иванович услышал голос Саши:

— Ну, как? Прочитали? Понравилось?

— Ничего… — сказал Владимир Иванович. — Ловко закручено!.. Только вот неувязка насчет Грищенко. Девка она грубая, прямо-таки скандалистка, можно сказать. А тут — «потупясь, зардевшись…»

— Это ничего!.. Это для обрисовки внутреннего облика. Сойдет! — заверил Саша.

Прочитав очерк, жена Владимира Ивановича подозрительно на него посмотрела:

— «Гибкой, как камышинка»… А откуда ты знаешь, какая она: гибкая или не гибкая?

Владимир Иванович поперхнулся щами.

Довольно скоро Владимир Иванович привык к славе корреспондента и с удовольствием читал «свои» материалы о беспорядках в чайной, об автобусном движении и озеленении улиц.

Уходя из людной конторки, он теперь говорил уборщице:

— Тетя Клаша, из редакции позвонят, скажи, буду через час. Гранки задерживают, а у меня подвал идет…

Раз водопроводчик Коля Степанов, занимавшийся в свободное время живописью, показал Владимиру Ивановичу номер газеты с подборкой читательских писем о выставке молодых художников:

— Вы как-то странно тут написали: «В картине Н. Степанова перед нами предстают русские поля, озаренные по-утреннему светлыми лучами…» А у меня в картине и вовсе закат, а не утро.

Владимир Иванович подумал и наставительно сказал:

— Как тебе объяснить популярно?.. У нас в редакции специфика. А раз у тебя не разберешь, что нарисовано, — утро или вечер, значит художник ты от слова «худо». Так-то. А вообще, чего ты волнуешься? О тебе положительный материал дают? И будь доволен. Ну и нар-род!

Однажды Владимир Иванович сидел в конторе и читал «свой» отклик на письмо Зои С. «Правильно ли я поступила, разойдясь с мужем?» Его смущало, как отнесется жена к его довольно смелым взглядам на семью и