Не тронь мои помидоры, нахал! (СИ) - Рэй Далиша

— Простите, но я не на прогулку вышла. Мне к бабушке нужно, она одна в доме. И никого рядом.

— Тут полно одиноких стариков. Дети разъехались, а они остались доживать свой век, — равнодушно говорит брюнет, пожимая плечами.

— Да, я знаю. Поселок удален от городов, почти нет работы, вот молодые и уезжают.

— Ничего, скоро тут все изменится. Проложим шоссе, построим заправки, супермаркеты. Вот, уже элитное жилье строим. Скоро тут жизнь забурлит, — уверенно говорит брюнет и сворачивает в незаметный проулок.

Через него мы, действительно, довольно быстро выходим на Сиреневую улицу и метров через сто подходим к домику бабушки. Сердце в груди колет при виде знакомого палисадника за невысоким, крашеным голубой краской заборчиком. Бабулечка, прости, что так долго к тебе не приезжала!

— Что вы сказали? — отвлекаюсь от своих мыслей из-за болтовни парня.

— Говорю, не пригласите на чашку чая? -  он усмехается.

— Нет, извините, — отвечаю равнодушно. Прости, дружок, не до чаев мне.

— Какая вы невежливая, — ехидничает парень и в одну секунду прижимает меня к себе. Мурлычет тоном завзятого Казановы: — Леночка, ну давай, пригласи меня на чай. Поверь, нам будет о-очень хорошо вместе.

От неожиданности я теряюсь и даже позволяю прижать себя к горячей мужской груди. Ты смотри, ухажер, сумку понести даже не предложил, а обниматься лезет! Недолго думая, этой самой сумкой и заезжаю ему в ухо. С размаху. И отскакиваю, а то вдруг прилетит что в ответ.

Александр прижимает ладонь к горящему органу слуха и удивленно таращит на меня глаза. Что, красавчик, не ожидал подвоха?

— Ну че ты сразу драться? Сказала бы просто — отвали. Так нет же, врезала. Ухо теперь звенит. Дура!

И раздраженно сплюнув, уходит. А я, вытерев вспотевшие ладони об джинсы, захожу в дом.

— Бабуль?

***

— Бабулечка? — в ответ тишина.

В доме прохладно, несмотря на то что на улице жара. Пахнет старостью и болезнью. Сглатываю тугой комок и прохожу из коридора в комнату.

— Бабулечка? — и снова тихо.

Осталось только две спальни. Маленькая — в которой я спала, когда была ребенком. И большая — бабушкина, в нее-то я и захожу. Бабуля лежит на кровати. Бледная, маленькая, сморщенная.

Как страшно — я ее помню другой! Всегда загоревшей дочерна, в платочке, закрывающем рано поседевшую голову, но крепкую, уверенную в своих силах, бодрую и смешливую. Помню, я всегда удивлялась, как она может так хохотать. Как ребенок, до слез и икоты.

Непрошенные слезы наворачиваются на глаза. Ничего, миленькая, все будет хорошо. Теперь я тут, я за тобой присмотрю, и все у нас будет просто чудесно!

Сажусь на стул рядом с кроватью, легонько поглаживаю морщинистую ладошку.

— Леночка? — слабый бабушкин голос вызывает во мне новую волну слез, которые я жестко давлю в себе.

— Да, бабулечка, это я, — голос почти не дрожит.

— Как ты тут? Зачем?

— Мама рассказала о твоей травме, и мы решили, что я могу пока побыть у тебя, чтобы ты не скучала, — вру без зазрения совести, язык не поворачивается сказать, что ее любимая дочь хотела отдать мать в хоспис.

— Да? — переспрашивает бабушка. — А как же твоя работа? Помню, ты говорила, что тебе нравится.

— Бабуль, ну что ты такое говоришь? Какая работа, если я нужна тут? Не волнуйся, мне дали оплачиваемый отпуск на месяц, а там — посмотрим.

Бабушка засыпает, а я принимаюсь за стирку, уборку, готовку. Благо — продуктов хватает и на огороде, и в погребе. Пока набираю воду из колодца, слышу вдалеке грохот строительных работ. Интересно, что же здесь происходит? Кто это решился вложить такую прорву деньжищ в умирающую деревушку? И заодно навез сюда кучу накачанных тестостероном парней.

Только подумала, а за заборчиком показался очередной качок. На этот раз с собранными в хвост белыми волосами, но тоже с голым торсом, очень похожий на викинга, какими их рисуют в учебниках истории. Правда, по поведению, он оказывается скорее пещерным человеком!

— О! Новенькие в наших пенатах, привет! — здоровается, обшаривая наглым взглядом мои ноги в шортах и грудь в майке.

— Здрасьте, — отвечаю, переливая воду в свое ведро и собираясь набрать следующее.

— А давай помогу, красавица?

И не дожидаясь моего согласия, перепрыгивает через заборчик, оказавшись возле меня раньше, чем успеваю сообразить, что происходит. Почти силой отодвигает меня и, демонстрируя свои бицепсы-трицепсы, принимается тянуть ведро из колодца.

— К бабке приехала? И правильно, а то слег человек, а никого рядом нет.

— А вы откуда знаете, что слегла?

— Работа такая — все знать, — усмехается, демонстрируя крепкие белые зубы.

— Ну-ну, — киваю, скрестив руки, чтобы прикрыть грудь. Забодал пялиться! Я вообще-то в собственном дворе!

Мужчина вытаскивает воду, переливает в мое ведро.

— Спасибо, — говорю, беру оба ведра и собираюсь уйти, когда он внезапно делает шаг навстречу. Останавливается только, когда наши тела почти соприкоснулись. Пользуясь тем, что мои руки заняты ведрами, наглым образом проводит пальцами по моим предплечьям вверх, к плечам, и слегка дергает лямку майки.

— Ты такая красивая. Я как только увидел, прямо загорелся мыслью подойти к тебе. Может пригласишь в дом?

— Остынь, парниша! — взрываюсь праведным гневом, бросив одно ведро мужчине на ногу, а второе, с ледяной колодезной водой, с размаху выливая на голый торс незваного гостя.

— Ах ты… чтоб… — мужчина отпрыгивает от меня весь мокрый, хлопая слипшимися ресницами и отплевываясь.

— Больше не смей заходить в мой двор без разрешения!

И быстренько-быстренько в дом. Мало ли, решит догнать и… Фух! Ну и денечек!

Глава 2 

— Бабуля, давай, открывай ротик. Ам-м, — подношу ложку к бабушкиному лицу. Сама она от слабости даже руку поднять не может, так что пока я ее кормлю.

— Давай, давай, супчик вкусный и питательный, на курином бульончике, — говорю строгим голосом, видя, как она морщится — совсем нет аппетита у нее.

Ничего, пара-тройка дней, и все в норму войдет. И аппетит появится, и интерес к жизни, а тогда и на поправку быстрее пойдет моя бабуля.

 Ну а пока кормлю и расспрашиваю про местную жизнь, да про молодцев озабоченных, с которыми успела познакомиться.

— Бабуль, а что за стройку затеяли тут у вас?

— Так поселок элитный строят. Уже полгода как сносят старье, которое выкупили у прежних хозяев. Взамен вон коттеджи новомодные возводят, — объяснила бабушка и глотнула супчика. Пока не опомнилась, я ей еще ложечку подношу.

Снова глотает и продолжает рассказ:

— Мне тоже предлагали дом продать. Хорошие деньги давали, да только я отказалась. И подруги мои почти все продавать не стали. Куда нам на старости лет с места сниматься? А молодежь да, уезжает в город — работы-то нет. Но теперь, говорят, тут все по новому, по современному будет — целый поселок выстроят и работа для наших, деревенских появится.

— Давай еще ложечку, — воркую я. Бабушка послушно открывает рот, глотает и продолжает:

— И магазины тут будут, и салоны всякие — и для красоты, и для спорту, и школу, вроде как откроют. Или садик…

Она задумывается, а я продолжаю подносить ложку за ложкой, радуясь, что она ест.

— А кто строит-то? Я тут парочку парней каких-то повстречала…

— Ох, Ленок, не обидели они тебя?! — подкидывается старушка.

— Да ты что, бабуль! Я сама кого хочешь… обижу, если только тронут. Ты же сама меня учила — мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути! — смеюсь я и отставляю в сторону тарелку. Рассматриваю с удовольствием бабушкино лицо — ну вот, поела и сразу повеселела. Даже румянец на щеках появился.

— Но вообще, мальчики показались мне чрезмерно… пылкими, нуждающимися в некотором охлаждении, — фыркаю, вспомнив встречу у колодца.

В ответ бабушка смеется:

— Так полгода они уже здесь безвылазно. Парни молодые, здоровые. Организмы у них любви требуют, а «девушки» у нас тут, сама знаешь, какие. Самой юной за пятьдесят давно, ее огород интересует, а не любовная любовь.