От дела не отрывать! - Чудомир

— И ягненок тоже из третьего века до рождества Христова? — спрашивает ассистент по истории.

— Нет, но тоже старый. Я был тогда мальчишкой, продавал лепешки и всякую всячину в пекарне у Тачо. Давным-давно было. Вы еще под стол пешком ходили… Возле ягненка ребенок о двух головах. Смотрите, как съежился в банке. Доктор Влаев подарил. У него в больнице родился, а кто мать, так и не сказал. Игра природы, одним словом. Сверху, на полке, беленькое — гнездо. Птичье гнездо. Глубокое, как чулок, и на ощупь мягкое. У нас таких нет. И птичек таких нет. Похожи на удодов, но поменьше. Живут в теплых странах, там, где гроб господень, но и там, говорят, кончаются, потому что арапы их едят. Едят все подряд — и птичек и гнезда.

В углу напротив — иконы. Самая важная — святой Харалампий, потому что помогает от чумы, но турки выкололи ему глаза. А вот та большая икона — греческое озорство, насмешка! На коне святой Димитрий Солунский, а внизу, у него под ногами, убитый царь Калоян. Из старой церкви взяли. Мерзость! Святотатство, одним словом! Наш святой и нашего же царя убил, — так греки разрисовали, — а мы молимся на него и прикладываемся как дураки сто лет подряд. Дальше: ножи, пистолеты, ключи, замки, ножницы и всякая всячина. Старое оружие. Третий век до рождества Христова. А здесь в пузырьке просо. Первое просо с участка, который община подарила читальне. Добротное зерно. На память, одним словом, о первом посеве.

— Пятый век до рождества Христова, — замечает художник, вглядываясь в надпись на одной картине.

Дядя Марин сердито оборачивается, подходит к художнику, оттягивает его за полы в сторону и говорит строго и назидательно:

— Так картины, парень, не смотрят! Издалека надо! Аж отсюда, с середины! Воздушность надо соблюдать!.. Наверху на стене, — продолжает неутомимый старый чичероне, — картина «Взятие Плевны и сдача Осман-паши». Ранен, окаянный, потому и поддерживают его двое аскеров по бокам. Пожелтел, как дыня. Дело не шуточное! Смотрите, как глядит на него генерал Скобелев, прямо прожигает глазами. Герой! Молодец, одним словом! Рядом Райна — княгиня болгарская. Говорят, что она из Панагюриште, но это неправда. По материной линии она из нашего города. Из нижнего квартала, из рода Колисуковых. Чуть подальше царь Шишман. Здесь только лик его, а могила в двух часах езды от города. На кургане возле Гуглевцев. Так и называется до сих пор «Шишманец». У него есть и другие могилы в разных местах, но те ненастоящие… А теперь в маленьком шкафу поглядите на старинные деньги. Есть от царя Соломона, от царя Дария, от царя Трояна, с козьими ушами, и другие, всякая всячина. Вот это очень дорогая монета, медальон называется. Нашел ее Ганю Малыш на Сторожевом кургане в виноградниках. Старинная штука. От царя Лютого. Лютый Север его зовут[8]. Тоже третий век до рождества Христова. А те, дырявые, — константиновки; есть у нас и золотые, но мы их припрятали, потому что всякое бывает.

— А вот эти, серебряные? — спрашивает кто-то.

Дядя Марин поправляет воротник и разъясняет:

— Эти самые важные. Из-за этих-то монеток и пропала Исусова голова. Это серебреники, за которые Иуда предал его фарисеям. Тридцать штук получил, разбойник окаянный! Семь штук здесь, у нас, настоящие! От римского царя Октавиана. Октавиана Августа Первого. — Оглядев свысока посетителей, дядя Марин прокашлялся и добавил твердо и уверенно: — И они тоже третьего века до рождества Христова.

НОМЕНКЛАТУРА

Было время, когда у Лалю Паличолки была новая-новехонькая пролетка, пара гнедых с колокольчиками и бубенцами, и возил он солидных седоков до Загоры, Габрова и Калофера, а чаще всего — к Туловской станции. Пролетка была широкая, мягкая, удобная. Если нужно было, до пяти человек усаживал он сзади и одного на облучок, а иногда и сразу по десяти евреек, которым хотелось подешевле, возил до минеральных ванн. Неплохо зарабатывал Лалю и сводил концы с концами, но вот железную дорогу протянули до самого города, развелись автомобили, и все пошло кувырком. Целыми днями загорал Лалю на площади, можно сказать, совсем без дела. Приуныл и он и лошади. Вскоре один из гнедых издох от голода, а от тоски по товарищу умер и другой. Пролетку поставили под навес, курам вместо нашеста, и у Лалю вовсе руки опустились.

Полтора года слонялся он по кофейням, оборвался, отощал, опустился — да что поделаешь, если нет работы! Но спасибо его дяде, дай бог ему здоровья.

Сколько просьб, поклонов, ходатайств ему стоило, но в конце концов устроил он Лалю кладовщиком на строительство подбалканской железной дороги. А Паличолка, всем известно, человек грамотный, можно сказать, интеллигентный: три года в девятом классе сидел и еще год просидел бы, но призывная комиссия не согласилась и перевела его в солдаты.

Поступил он на склад, значит, и пошло у него дело, будто с малых лет такой работой занимался, но как знать простому смертному, откуда свалится ему на голову беда?

Сам метет склад, чистит, наводит порядок, раздает рабочим и мастерам двенадцатиметровые рельсы типа РПШ или восьмиметровые типа ЦСВ, выдает молотки, кирки, подкладки, трамбовки, связки, болты, костыли, топоры, лапы, съемники, торцовые ключи, грабли, ломы, сигнальные фонари, кисти для осмаливания, заряды, фитили, капсюли и прочее и прочее. По ведомости выдает, то есть записывает все, и работа льется, как песня. Отпустит рабочих, проверит кое-что по складу, соберет бумаги и, если, к примеру, участкового инженера нет, выйдет на час-другой передохнуть и промочить горло в корчме у Косю. Дело житейское!

И что ты думаешь, приходит как-то из главного управления строительства письмо…

Письмо как письмо, не впервые ему приходилось письма получать, но как прочитал он его раз, другой, от одного словечка у него в горле пересохло и волосы стали дыбом, как говорится, до корней.

«Составьте немедленно список, — говорилось в письме, — наличного инвентаря, согласно новой номенклатуре».

Посмотрел Паличолка на это проклятое слово, прочел его еще раз и еще раз, но так и не уразумел его значения.

«Ну и ну, — подумал он, — свалилась же такая беда на мою голову! Но-мен-кла-ту-ра… Но-мен-кла-ту-ра!.. Сколько учился в свое время, с какой только интеллигенцией за столом не сидел, а такого длинного да путаного слова не слыхал. Тьфу, чтоб ему провалиться! Что бы это значило? Чего этим хотят сказать? И на участке никого нет: ни инженера, ни