Нелюбимые - Дмитрий Болдин

на стол и смотрит на часы. — Как тебя так ­угораздило-то? Вот реально, ответь, зачем ты с ней связался? Некого трахать, что ли, больше?

— Ну тебя это никак не касается. — В этот момент шторка снова отодвигается, и официант ставит передо мной коктейль. — Так что просто забей, это не твое дело.

— Ну хорошо. — Алла придвигает к себе мой стакан, делает глоток и чуть морщится. — Что это ты пьешь?

— «Негрони».

— На крепкое уже перешел…

— Ты довольна? — спрашиваю ее и откидываюсь на спинку дивана.

— Чем? — Алла делает еще один глоток и уже не морщится. — Что тебя убрали? Да тоже мне радость большая. Если бы за такое платили, может, еще и порадовалась бы. А так — убрали, как всех убирали, и все. Тебе хоть ­кто-то сообщил об этом?

— Нет.

— Классика, одним днем, — произносит Алла. — Даже папа ничего не сказал?

— А что он скажет?

— Я не знаю, это же ваши отношения. Может, ­все-таки он любит тебя и воспрепятствовал бы, — посмеивается Алла, — такому важному решению.

— Алл, — слышу, как за шторкой у ­кого-то разбивается бокал, — давай не будем про мою семью и мои отношения с отцом. Да в целом о моих отношениях не будем говорить. Это никого не касается, кроме меня.

— Да расслабься. — Алла чуть сползает с дивана и своей ногой слегка касается моей. — Что ты такой ­серьезный-то? Давай лучше расскажу тебе, как Игорь радовался сегодня, что ты все. Для него ­какой-то день победы случился. Он сказал, что наконец редакция очистилась от сумасбродства и бессмысленности и вновь может продолжать делать интеллектуальный глянец.

— Понятно, — выдыхаю я и начинаю злиться. — Интеллектуальный глянец? Интересно, как я мешал этому? Может, дело в том, что он тупой просто?

— Ну я туда не лезу, я просто продаю рекламу.

— Вот тварь он, конечно, голубая.

— Он сам и приказал сегодня заблокировать твой пропуск, представляешь? — Алла снова делает глоток из моего бокала. — И он же попросил службу безопасности вычистить твой кабинет. Всем было плевать, есть там твои вещи, нет там твоих вещей, никто на это даже не обращал внимания. Это только его ­почему-то триггерило.

— И как это было?

— Да он просто попросил Юлю, чтобы она набрала охрану издательского дома и вызвала «клининг рабочего пространства». — Алла делает пальцами жест кавычек. — Когда они пришли, то он приказал выкинуть весь хлам, который у тебя там был. Чтобы ничего твоего больше в кабинете и в редакции не оставалось.

— Вот урод, — выдыхаю я и провожу ладонью по бархатистой поверхности шторы. — Все равно недолго всему осталось.

— Кстати, про конец! — Алла проводит кончиком своей туфли по моей ноге. — Я спросить у тебя как раз хотела. Тебе же уже не нужны все твои контакты?

— Какие это?

— Ну ­какие-­какие, — язык Аллы чуть начинает заплетаться, — клиентские.

— А тебе они зачем?

— Ну как зачем? Ты уже все, а мне дальше работать. Отдай мне «Золото», у них бюджеты хорошие. — Алла проводит языком по губам. — Я их дальше буду вести и ставить в журнал.

— Ты знаешь, — приподнимаюсь я, облокачиваясь о стол, — мне кажется, это никому уже не нужно.

— Ну тебе — нет, остальным — да. Ты не понимаешь, что ли, что конец будет всем, если рекламы не будет!

— Он и так будет.

— Бля-а… — Алла закатывает глаза, снова смотрит на меня, поднимает ногу выше и упирается ею в мой пах. — Ну так хотя бы его можно будет отодвинуть.

Я опускаю взгляд на кончик синих туфель у себя между ног и думаю о том, как сильно хочется уйти и насколько бессмысленны разговоры с Аллой на фоне того, что произошло за последнее время.

— Давай ты поможешь мне, а я тебе? — Алла начинает слегка давить на мой пах. — М-м?

— Что ты хочешь, Алл?

— «Золото» хочу, — улыбается она, — отдай клиента.

В этот момент шторка вновь отодвигается и появляется официант, который в руке держит стакан со льдом. Алла со злостью берется за край шторы и одергивает ее обратно, выпалив при этом несколько хамских фраз так, чтоб официант их услышал и больше не беспокоил нас.

— Ты знаешь… — Я делаю небольшую паузу, глядя в ее глаза. — Нет, не отдам ничего. Сами там справляйтесь.

— М-м, какие мы. — Алла упирает каблук в мой пах. — Прекращай. Давай мы просто уедем сейчас отсюда ко мне, и ты будешь делать со мной все, что захочешь. Но только не выпендривайся. Тебе эти клиенты уже не нужны. А сегодня — я буду твоим золотом. Высокой пробы.

— Алл, — кладу руку на ее ногу и на секунду замечаю в ее глазах огонек, — ты не слышишь? Не отдам я тебе никого. Сама завяжи отношения с клиентами, наладь их.

— Ты дурак, что ли? Тебе плевать на всех?

— На кого на всех?

— С кем ты работал!

— Да у вас там сегодня день победы же был надо мной. Вот и побеждайте дальше.

— Да это у Игоря был он, а не у меня.

— Я уверен, что и у тебя. Не знаю, кто салютовал больше.

— Ты не понимаешь? Нас к хуям закроют, если рекламы не будет дальше.

— Так ты же говорила недавно на планерке, что все есть и все хорошо.

— Я врала. Ее почти нет. Никто не хочет больше идти и размещать рекламу в этом сраном глянце. Особенно в том, который делает Игорь.

— А ты просто больше не обманывай всех, и все будет хорошо.

— Это ты, блять, мне будешь говорить? Ты, кто обманывал свою телку и спал с ­какой-то…

— Замолчи! — Я откидываю ее ногу, и каблук громко стукается о плитку. — Тебя это не касается.

— Вот ты тварь. — Взгляд Аллы становится злым. Она приподнимается, делает два больших глотка коктейля и рукой вытирает губы. — Это же касается и твоего отца, он акционер.

— Ну вот и работайте дальше, я вам мешать не буду. Меня выперли, и точка.

— Блять, я тебе честно говорю: все на грани. Мне надо сохранить команду.

— Алл, тебе плевать на команду, ты просто хочешь сохранить свою жопу. Больше тебя никто не интересует. Не надо ­меня-то обманывать.

— Ну даже если так. Ты не можешь мне помочь?

— А ты ­когда-­нибудь ­кому-то помогала? Я не могу припомнить.

— Вот ты сука, — говорит Алла. — Ты сам приближаешь конец. Тебе это все уже не надо. Почему ты не можешь ­отдать-то контакты?

— Знаешь, часы у тебя красивые, — киваю я на ее руку, и Алла опускает взгляд. — С тобой все будет хорошо, проживешь.

— Да чтоб ты провалился, — зло отвечает Алла.

— Да уже, — встаю, беру телефон и рюкзак, — поверь, есть вещи куда важнее, чем все эти рекламные полосы и карьерные игры.

— А ты давно далай-­ламой Садового кольца стал? — Алла смотрит на меня снизу вверх. — Знаешь, ­я-то найду, как выкрутиться, а вот ты — посмотрим. Правильно про тебя сегодня Игорь сказал, что ты без папочки своего — никто. Да и ему, видимо, ты тоже особо не нужен. А нужен только старым шлюхам!

— Что ты сказала?!