Нелюбимые - Дмитрий Болдин

— Из… — чуть не называю настоящий номер квартиры, но вовремя спохватываюсь и отвечаю: — четыреста девяносто второй.

— Забавно, — говорит человек в сером, — и вы его не видели никогда?

— Тут много квартир, говорю же.

— Так он ваш сосед, выходит, он из четыреста девяносто шестой, — произносит человек в сером, и я понимаю, что жутко сглупил.

В этот момент в кармане джинсов вибрирует телефон, и я достаю трубку, на экране которой горит: «Неизвестный номер». Человек в черном переводит взгляд со своего телефона на меня и делает шаг вперед.

— Это я звоню, — произносит он, — Максим.

В секунду сердце уходит в пятки, а тело будто бы само разворачивается на сто восемьдесят градусов и начинает убегать. Я чувствую спиной, как с мест срываются два огромных быка и несутся следом. Перед глазами мелькают люди и вывески магазинов, превращаясь в размытые контуры, а сигнал машин, стоящих на светофоре, — в один тянущийся гул. Я пробегаю по зебре в тот момент, когда светофор моргает зеленым контуром человека, намекая, что через несколько секунд он станет кроваво-­красным. На большом и выпуклом зеркале, висящем на въезде в паркинг, замечаю, как два бугая успевают перебежать дорогу на красный и продолжают нестись за мной. Дыхалку сводит, в боку нарастает покалывание; я задеваю стоящего у входа в кафе мужчину в красной куртке, и тот громко выкрикивает матерное слово. Человек в сером практически догоняет меня, но, когда вытягивает руку, чтобы схватить за рюкзак, я резко поворачиваю направо и плечом толкаю дверь, ведущую в торговый центр, замечая, как охранник у рамок металлоискателей делает шаг, чтобы преградить вход для досмотра. Мне со всего разбегу приходится оттолкнуть его, отчего он начинает пятиться назад, а потом падает и резко достает рацию, в которую ­что-то начинает громко говорить. Я делаю еще один поворот, плечами толкаю двери, ведущие в подземку, и передо мной появляются два полицейских. Из последних сил я ускоряюсь и пробегаю мимо, когда они громко приказывают остановиться. В последнюю секунду проскальзываю через турникет метро и оказываюсь на эскалаторе, продолжая бежать не оборачиваясь.

На перроне запрыгиваю в ближайший вагон, пробегаю до самого конца состава. Когда поезд начинает движение, я останавливаюсь и оглядываюсь, замечая только недоумевающие лица пассажиров и никого больше, а за окном — двух людей в костюмах. И от этого становится страшно.

***

В одном из переулков в Хамовниках замечаю на стене дома кричащую надпись: «Не ищи». Рядом с ней висит порванный плакат с изображением девушки с белым лицом и темно-­синими глазами — она приглашает всех на свой концерт, который прошел в прошлом году. Я сажусь передохнуть на одну из скамеек, под ноги бросаю недокуренную сигарету и втаптываю ее в асфальт, превращая в труху. Вспоминаю бегущих за мной людей в костюмах, пытаясь проанализировать, кем они могли быть, и вспоминаю фразу Алисы о том, что ее отец хочет меня убить. Пролистываю все пропущенные звонки и сообщения и ловлю себя на мысли, что от Лехи ничего нет, хотя обычно он не спит в такое время. Я набираю его номер, и автоматический женский голос сообщает, что абонент недоступен, и просит перезвонить позже. В одном из каналов читаю заметку о том, что я ребенок из богатой семьи и непонятно зачем спутался с Аней, которая вдвое старше меня. Меня сильно злит этот пост, и я отписываюсь от канала с названием «The Терки», на аватарке которого изображен кулак с афиши балабановского фильма. Делаю еще одну попытку дозвониться до Лехи, но голос по-прежнему сообщает, что абонент не в сети. Тогда я набираю Серегу, говорю, что нахожусь недалеко от редакции, и прошу встретиться со мной, но не в издательском доме.

***

Спешим сообщить вам, дорогие наши жители «Адового кольца», что в данный момент в издательском доме Fashion MAG на 11-м этаже слишком холодно. И не оттого, что сегодня в городе очередное штормовое предупреждение и службы безопасности просят вас оставаться дома, а потому, что, по нашей информации, там продолжают выяснять корпоративные отношения главного редактора журнала She Анны Алексеевой с бренд-­директором W Максимом Елисеевым. По закрытой информации, которую мы получили от нашего инсайдера, Алексеева сегодня приехала на работу в растерянном виде. Скорее всего, как это часто бывает в этой загнивающей индустрии, ей придется покинуть свой пост. Мы бы хотели посочувствовать Алексеевой, но не можем, поскольку с тем, что происходит в последнее время в мире глянца, оттуда просто стоит бежать. Поэтому будем надеяться, что Алексеева выйдет из него хотя бы если не с золотым, то с серебряным парашютом. Продолжаем следить за ситуацией, чтобы не дать вам соскучиться в этот дождливый день.

Пост в телеграм-­канале «Адовое кольцо» заканчивается смайликами: один в виде разбитого на две части сердца, второй — зловеще улыбающегося лица клоуна. Следом идет рекламная интеграция, сообщающая о запуске продаж апартаментов в новом жилом комплексе «Райский сад», который возвели за тринадцать месяцев недалеко от Ваганьковского кладбища. Я кладу телефон на стол и со второго этажа вижу, как Серега заходит в ресторан «На волне», оглядывается по сторонам и набирает меня — шепотом говорю, что я на втором этаже. Серега поднимает голову, замечает меня и идет к лестнице. Он одет в черные джинсы, белую футболку без надписей и черный пиджак. На его очках блестят капли дождя, но, кажется, это ему не мешает. Серега садится напротив и молча смотрит на меня, а потом и на соседние столики, за которыми никого нет.

— Ты как? — спрашивает он наконец, протирая очки.

— Не очень, совсем ­как-то не очень. Что там в редакции?

— Ну как тебе сказать…

— Да как уж есть, — тру я переносицу.

— Все обсуждают только тебя. Кажется, все остановилось, нет никаких других новостей.

— Ну и ну.

— Да, старик, только охранник тебя сегодня не обсудил. И то не факт.

— А что говорят? — спрашиваю я, глядя на хостес в белом костюме, сидящую на первом этаже и ­что-то пролистывающую в телефоне.

— Слушай, ничего дельного, просто тупо сплетничают и злорадствуют. — Серега берет мой стакан и делает глоток. — Игорь, кажется, очень рад.

— Понятно. Еще бы он не радовался. Надо было разбить ему лицо тогда. — Поворачиваюсь к Сереге и смотрю ему прямо в глаза. — Что там в итоге с моим кабинетом?

— Все вынесли. Остались только стол и диван. Часть ­куда-то увезли, другая часть у ресепшена в картонной коробке, пропуск твой заблокирован. Ты отца не хочешь набрать?

— А смысл? Я уверен, это его требование.

— Ну я не знаю…

— Я знаю, Серег. Я прям уверен. Они бы такое решение не приняли сами.

— У тебя в столе ­что-то оставалось?

Я приоткрываю свой рюкзак, в одном из отсеков которого лежат белые конверты и кошелек. Рукой поправляю содержимое, а потом снова поднимаю глаза на Серегу.

— Блять!

— Че такое?

— Там был загранник. Сука…

— Где? В столе?

— Да…

— Из него сегодня все складывали в конверты, такие… знаешь… прозрачные, с застежкой желтой сверху.

— Серег, плевать, какая там застежка. Куда они это все вывезли?

— Я понятия не имею, старик. К­уда-то точно увезли, а что было на столе, всякие там канцелярские штуки, фотки, лампы, — это все у ресепшена.

К­акое-то время мы просто молчим, и я думаю, куда могли вывезти мои личные вещи из стола. Мне хочется набрать Алену, чтобы узнать, есть ли у нее ­какая-то информация, но Серега меня перебивает:

— Что будет дальше, как думаешь?

— Серег, не знаю, я сегодня убегал…

— От кого?

— К­то-то меня ждал у подъезда. Караулил.

— Охуеть. А кто это мог быть?

— Их было двое, и они были в костюмах. Я думаю, что это от папы Алисы.

— Какой пиздец. А она?

— А что она? Я с ней поговорил. Сначала была заведенная, потом ­как-то ее отпустило. Но она сказала, что отец ее… не очень рад.

— Слушай, это