Великий Гэсэр - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

готовиться в дорогу стал.

Перед выездом в поход нелегкий

перебрал Гэсэр вооруженье,

перед отправленьем в путь неблизкий

в зеркале, что с дверь величиною,

оглядел себя, чтоб ни соринки,

ни пылинки не было, а после

в зеркало, что шириною в локоть,

погляделся, чтобы ни пылинки,

ни соринки не было, — остался

всем доволен: хорошо собрался.

Отвязав коня от коновязи,

отрешась душою от домашних,

поскакал Гэсэр по ходу солнца,

путь держа в страну Тэбид, и если

ехал тихо-тихо, то копыта

скакуна отбрасывали камни

и комки — величиною с чашку,

если быстро-быстро, то копыта

скакуна отшвыривали камни

и комки — величиной с корыто.

Ехал день и ночь он, обогоняя

ветер, что в ушах кони гудит,

и приехал гак в страну Тэбид.

Оказалось дерево огромным:

показалось, что из метра мира

прорастает от земли до неба

и уже почти его проткнуло.

И Гэсзр приблизился и вынул

желтый лук с ханганскою стрелою,

с многими растяжками, который

обладал волшебной силой боя.

Растянувши тетиву до среза

наконечника, Гэсэр ударил

дерево стрелой — и та макушку

начисто снесла, и наземь пала,

и ушла под почву без следа,

потерявши силу навсегда.

“Ты не станешь выше никогда!

Ты не станешь толще никогда!

Но и не сгниешь ты никогда —

будешь так ты долгие года

выситься, не рушась никогда!

Тем, какое нынче, будь всегда!" —

так сказал Гэсэр и возле комля

желтой палочкой провел своею,

чтобы жестом закрепить заклятье.

И с тех пор у мирового древа

прекратился рост: касаясь неба,

высится оно над Средним замби.

И когда к нему приходит путник,

то, чтоб обойти вокруг святыни,

надобно идти три дня, три ночи,

да и то широкими шагами.

Вдоль ствола у мирового древа

шов проходит: в засуху он шире,

в дождь он уже, в этом шве порою

лошади спасаются от зною.

Поспешил Абай Гэсэр обратно,

порешив, что дело как-то сделал:

вроде бы высокое обнизил,

вроде бы широкое обузил.

В сторону Хатана путь направил:

если ехал тихо, то копыта

скакуна отбрасывали камни

и комки — величиною с чашку,

если ехал быстро, то копыта

скакуна отшвыривали камни

и комки — величиной с корыто.

Прибыл ко дворцу в своей долине,

привязал копя у коновязи,

в дом вошел и, посчитав, что время

мирное и доброе настало,

снял с себя оружье и убрал,

и готовить праздник приказал.

Повелел Гэсэр с голы расставить,

попросил созвать гостей на праздник,

и Алма Мэргэн почти что с гору

мяса наготовила и дичи,

нагнала архи почти что с море,

прочих кушаний — почти что с гору.

И Абай Гэсэр собственноручно

в барабан свой золотой ударил —

северных созвал на пир соседей,

в барабан серебряный ударил —

южных пригласил к себе соседей.

Баторы — все тридцать три там были,

воины — все триста, ну а войско —

все три тысячи людей там было.

И три дяди тоже — три великих

тугэшинских хана — прискакали,

чтоб не опоздать на пир Гэсэра.

Восемь дней там гости пировали,

на девятый головы подняли

и Абай Гэсэра слушать стали.

Голосом пророка и провидца

говорил гостям Гэсэр — как будто

обращался он ко всем живущим:

“С неба опустился я сюда

с неизбывной жаждою добра,

старшим я над ханами воссел,

с недругами биться начал я.

И теперь вот можно увидать,

что успел я сделать для людей.

Злобных и коварных усмирил,

злых и кровожадных истребил,

слабых и несчастных укрепил,

бедных и голодных накормил,

тихих и беззлобных ободрил.

Что еще я сделал для людей?

Все высокое принизил я,

а широкое заузил я;

низкорослое возвысил я,

я все узкое расширил я.

Буду жить теперь среди людей

в окружении семьи своей,

в счастье и добре — до склона дней!”

Эпилог

Он говорил с людьми как человек,

он с воинством общался как боец,

он мудрецам открылся как мудрец,

пред тем как начал жить в кругу семьи,

испытывая счастье трижды в день, —

Абай Гэсэр, величием могуч,

Абай Гэсэр, могуществом велик,

небесным светом чей отмечен лик.

Приложения

СТАРИК ХОРЕДОЙ

В давние времена, когда все были счастливы, жил и старик Хоредой[225]. Имел он стадо из двадцати черных баранов, которые паслись в степи. Было у него и два вороных коня — один добрый скакун, а другой плохой.

Однако жил хорошо старик Хоредой.

Но случилось так, что из черных овец одна оягнилась — чисто-белого, прямо для жертвы богам, барашка хозяину принесла.

Вдруг из-под тучи опустились два ворона черных — на бедняжку-ягненка набросились, выклевали ему оба глаза и улетели.

Шибко тут рассердился старик Хоредой. Он вскочил на коня что получше и поскакал в погоню за птицами. Догнал, вырвал у каждого ворона по глазу и вставил своему ягненку, чтобы тот мог видеть траву, как и раньше.

А вороны полетели на небо к Эсэгэ-Малану[226] и нажаловались на старика Хоредоя, мол, он их ни за что лишил глаз.

Тут уже Эсэгэ-Малан рассердился и послал своих верных слуг — девять бурых волков, чтобы съели они у старика Хоредоя его отменного