Великий Гэсэр - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

сказал: “Мне предоставьте

головы семи дарханов лысых,

семьдесят саней с дровами дайте,

а еще котел с семью таврами[215]…”

Лысый тот дархаи перепугался,

что придется с головой расстаться,

и дослушать до конца не смог,

и домой помчался со всех ног.

Дома он от ближних затаился,

долго думал, как не проболтаться,

наконец, жене своей признался:

“Чтоб избавить нас от наказанья,

что не слушались Гумэн Сэсэна,

попросил Гэсэр ему доставить

головы семи дарханов лысых,

семьдесят больших саней с дровами,

а к тому ж котел семитавровый!”

И супруга лысого дархана

чуть ли не полдня хранила новость,

а потом другой жене дархана

по секрету все пересказала.

Утром эту новость знали трое,

семьдесят узнали через сутки,

а на третий день — все поголовно.

И решил народ Гумэн Сэсэна:

“Если лысых семерых дарханов

пожалеем, то не стало б хуже:

ведь, когда Гумэн Сэсэн проснется,

всех стоящих повелит убить,

всех сидящих повелит казнить”.

И схватили семерых дарханов,

и казнили семерых умельцев:

головы им сами отрубили,

семьдесят больших саней дровами

нагрузили и семитавровый

извлекли котел, — и всё Гэсэру

переправили спасенья ради.

И Гэсэр в котле семнтавровом

стал варить те головы, покуда

дров хватило, а потом он вынул

черепа, что выварились чисто.

Каждый череп, с раковиной схожий,

пиалой фарфоровой представив,

их Гэсэр арзой с хорзой[216] наполнил.

Так, забравши пиалы с собою,

полетел Абай Гэсэр на небо —

к чистому сиянию во тьме,

к бабушке своей Манзан Гурмэ.

Сивый конь крылатый взнес Гэсэра

синими дорогами на небо,

и пришел Абай Гэсэр к великой

матери бесчисленных бурханов —

к бабушке Манзан Гурмэ, что внука

долго не видала и скучала.

Привязав коня у коновязи,

он вошел в небесное жилище

бабушки Манзан Гурмэ и чинно

поздоровался с ней по-хатански,

поприветствовался с ней по-хански.

И Манзан Гурмэ накрыла внуку

стол из золота, его уставив

кушаньями вкусными мясными,

стол из серебра она накрыла,

сахарными яствами уставив

и архи бодрящую поставив.

Справа от себя она Гэсэра

на почетном месте посадила.

И начался разговор душевный:

все, что было раньше, вспоминали,

все, что было позже, обсуждали, —

так светло и складно говорили,

что вода подергивалась пенкой,

а на камне травка вырастала.

Их беседа силу набирала.

Выпили они арзы с хорзою,

выпив, раскраснелись, подобрели,

и Абай Гэсэр тогда признался:

“От китайского Гумэн Сэсэна

много я недоброго изведал:

трижды надо мной он насмеялся,

трижды поносил меня прилюдно,

а еще велел он мне очистить

грязных восемнадцать подземелий.

Как мне укротить его, не знаешь?"

И Манзан Гурмэ сказала внуку:

“Если ты со мной, то не печалься,

средство для очистки подземелий

я уж как-нибудь найду для внука!"

И тогда Гэсэр из дома вышел,

и достал из сумки переметной

семь пиал фарфоровых, и все их

преподнес Манзан Гурмэ в подарок.

Пиалы фарфоровые эти

наполнял Гэсэр хмельною влагой:

то архн, а то арзой с хорзою, —

и поил Манзан Гурмэ, покуда

бабушка вконец не опьянела.

А когда она упала на бок

и уснула, то Гэсэр похитил

из карманов бабушки отмычки

от заветных сундуков, где были

спрятаны пятнадцать заповедных

недоступных смертному сокровищ[217].

Взял Гэсэр сокровища и с неба

в Средний замби с ними поспешил,

где обидчику воздать решил

по заслугам, что он заслужил.

Как Манзан Гурмэ от сна очнулась,

так она к отмычкам потянулась —

не нашла в карманах, но, увидев,

что ее все сундуки раскрыты,

а сокровища из них исчезли,

воспылала справедливым гневом.

“Ах, негодник! Если попросил бы,

то сама бы отдала, так нет же:

подпоил — и выкрал! Вот негодник!

Вместо тех пятнадцати сокровищ

что подсунул?.. Вот твоя посуда!” —

и Манзан Гурмэ вослед Гэсэру

семь пиал фарфоровых швырнула.

Но Абай Гэсэр волшебной силой

их полет остановил навеки,

пиалам велев: “И напершие неба

станьте негасимым семизвездием!”[218] —

и они там до сих пор сверкают.

Бабушка Манзан Гурмэ взъярилась

и в сердцах произнесла заклятье:

“Если ты сокровища без спроса

взял, то будь отныне сам затычкой

для дыры в подземный мир Эрлэка[219]!” —

и Гэсэра потащило ветром

на восток, ко входу в Нижний замби.

Бабушка Манзан Гурмэ, подумав,

что с лихвою наказала внука,

поискала средство, чем бы можно

облегчить его земную участь, —

средства не найдя, засовестилась.

И тогда Манзан Гурмэ, стеная,

из грудей, забывших материнство,

нацедила молока — и щедро

окропила путь Абай Гэсэра.

Молоко, разбрызгиваясь в высях,

стало швом небесным[220], что и нынче

небеса крепит своим сияньем.

Капли молока вокруг Гэсэра

закружились светлой пеленою,

стали панцырем, — и в Средний замби

тот вернулся, от всех бед спасен

и от всех несчастий защищен.

Появившись вскоре в Среднем замби,

поспешил Гэсэр к Гумэн Сэсэну

и увидел: тот лежит, обнявши

мертвую жену Гумэн Гоохон, —

спит глубоко на исходе срока.

Женщину Гэсэр отнес на место,

где покойникам лежать пристало.

Подданным Гэсэр велел в округе

отыскать беременную суку

и, убив, под бок Гумэн Сэсэну

подложить взамен жены умершей,

задом к носу спящею присунув.

И приказ, чтобы стоящий — стоя

сострадал бы, а сидящий — сидя,

отменил Гэсэр на радость людям.

А Гумэн Сэсэн от сна