Искра божья - Глазырина Елена

— Чушь, — отмахнулся де Грассо, — людская молва легко превращает парочку бронзовых колец и серебряных подвесок в сундуки, полные золота. Что же касается свитков, к сожалению, мой братец додумался использовать бесценные рукописи в качестве факелов и сжёг большую их часть.

— Мне всё равно было бы любопытно на них взглянуть.

— Единственное, что могло бы вас заинтересовать — это обсидиановый нож, — продолжил Лукка, казалось, не обращая внимания на слова кондотьера. — Джулиано потерял под завалами фамильный клинок нашего отца и теперь везде таскает с собой эту безделицу.

НОЖ!

Нож! Не тот ли самый? Чёрный, как врата бездны. Уродливые твари пляшут на потемневшей от времени кости. Кривляются и смеются, дразнят раздвоенными языками. Подарок Незиды — нож, с которого всё началось.

Нет! Не может быть такого совпадения!

А впрочем, посмотрим.

— Пришлите вашего брата ко мне вместе с находкой в любое удобное для него время, — небрежно предложил кондотьер.

— Конечно, сеньор де Вико, ему это весьма польстит. Как и любой мальчишка в Конте — он ваш страстный поклонник.

— Простите, сеньор викарий, но нас уже заждались другие гости, — женщина улыбнулась одними уголками губ. Её серые глаза требовательно жгли лицо де Вико.

Крашеная чертовка! Куда она меня снова тащит?

— Марк, это сеньор Никкола Макьялли, посол из Фларии, — Изабелла протянула ручку для поцелуя мужчине с костистым лицом и гладко зачёсанными назад каштановыми волосами, — мой давний знакомый и друг семьи.

— За какие же грехи вас сослали в Конт? — насмешливо поинтересовался кондотьер и тут же получил лёгкий шлепок веером по предплечью от герцогини.

— Это лучшее, на что я мог рассчитывать, пока мой государь в изгнании, — Никкола Макьялли широко развёл руки в объёмистой чёрной мантии, подбитой горностаем. — Я считаю, Совет Девяти[106] поступил очень благородно, продолжив использовать мои таланты и знания на благо республики, вместо того, чтобы засадить меня под замок.

— Вам очень повезло, учитывая, что вы принадлежите к партии монархистов, — сказал Лукка де Грассо, бесцеремонно увязавшийся следом за кондотьером. — Разве вам не полагается использовать любые средства для восстановления в правах его высочества Альфонсо II?

— О, сеньор, вы превратно поняли моего «Государя»! — горячо возразил Макьялли. — Я вовсе не пытаюсь оправдать военный террор отдельных личностей. Забота о благе простого народа — вот базис этого сочинения! Ибо, чтобы постигнуть народ, надо быть государем, а дабы постигнуть природу государей, надо принадлежать народу. К несчастью, его высочество не оправдал возложенных на него надежд. Народный герой — это не про Альфонсо Фларийского. Простите мою откровенность, герцогиня.

— Пустяки, вам не за что извиняться, — Изабелла сделала вид, что улыбается. — Отец никогда не понимал чаяний плебса и не любил прислушиваться к чужому мнению.

Какой, однако, вёрткий угорь этот сеньор Макьялли. Истинный советник свергнутого тирана Фларии. Попадись такой в аду на вертел, он и там, пожалуй, сумеет извлечь выгоду из своего положения.

— Вы считаете, напыщенные Фларийские нобили отпустили вас для того, чтобы вы могли посадить на престол республики избранника толпы? — уточнил Лукка.

— Конечно нет, но Совету не обязательно знать о каждом шаге моего пребывания в Конте.

— Вы кусаете руку, которая вас кормит, — Арсино утомлённо приподнял пшеничную бровь.

— Я забочусь о благе моего народа! — продолжил упорствовать философ.

— По-вашему, единая Истардия — благо для всех? — Лукка провёл пальцами в перчатке по ямочке на подбородке.

— Воистину, так и есть. Иначе я бы не изъяснялся здесь с вами, — подтвердил Макьялли, потирая мёрзнущие костлявые руки. — Уже почти тысячу лет мы грызёмся друг с другом, как крысы, загнанные в угол, вместо того, чтобы править миром и благоденствовать, как делали ранее.

— Разумно ли начинать действовать сейчас, сеньор Никколо? — взволнованно поинтересовалась Изабелла.

— Страсть к завоеваниям — естественное и обычное состояние человека. Какое бы дело мы ни затевали, время всегда кажется неподходящим, и никогда не бывает абсолютно благоприятных обстоятельств. Кто ждёт идеального случая, так никогда и не начнёт дела, а если и начнёт, то зачастую его ожидает печальный конец.

К группе беседующих, прихрамывая, подошла молчаливая Гизем, неся в руках тяжёлый бронзовый поднос, заполненный кубками с ароматной гранатовой влагой.

— Вы правда так исключительно смелы? — Арсино отхлебнул вина из серебряного кубка и поморщился. На языке осталась неприятная горечь.

— Я сделаю всё зависящее от меня, сеньор де Вико, дабы привести мою страну к благоденствию!

— Пойдёте в первые ряды, под пули? — спросил Арсино, делая удивлённое лицо.

— Эм, боюсь, я не столь искусен в воинском деле, как хотелось бы, — видно было, что вопрос кондотьера заставил Макьялли несколько стушеваться. — Впрочем, если ситуация окажется безвыходной… Не думаю, правда, что до этого дойдёт…

Чистоплюй и карьерист этот Макьялли. Уверен, когда заговорит сталь, он залезет в самую глубокую нору в городе и носа оттуда не высунет, пока всё не кончится.

— Вам приходилось когда-нибудь убивать, сеньор Никколо? — спросил Арсино, чувствуя, как вместе с новой порцией вина пьянящая удаль опять разливается по телу, вытесняя подступившую к горлу кислоту. — Кровь, дерьмо, кишки и прочее?

— Кхм, — Изабелла многозначительно закашлялась.

— Не довелось, — Маккьяли растянул в улыбке бескровные губы, — но для этих целей у нас есть вы. Уверен, вы идеальный кандидат от народа. Власть как таковая вас не прельщает. Вы не гонитесь за наживой. Вы по-своему благородны, хоть и пытаетесь казаться грубым. Вы, словно прославленный император Адриан, пьёте с солдатами и обедаете с царями. Даже если бы я захотел, то навряд ли смог бы подобрать кандидатуру лучше вашей.

Уголок рта прославленного кондотьера непроизвольно дёрнулся, и рука Арсино коснулась золотистых волос, откидывая густые пряди назад.

— Адриан погиб в море при нападении пиратов, — глухо сообщил де Вико.

— Да, но перед этим он сделал столько, что хватило бы на десять жизней простого смертного! — сказал Лукка, чуть прищурившись.

— Великий император Истардии! — подхватил мёрзнущий философ.

— Он утопил всю ойкумену в крови, — задумчиво пробормотал Арсино.

— Цель оправдывает средства! — воскликнул Никколо Макьялли.

— Я устал убивать, — кондотьер развернулся, опустил голову и устремился прочь из комнаты с гостями.

— Марк, куда ты? Так нельзя, Марк! — донеслись до него затихающие крики Изабеллы.

Глава 35. Прóклятая кровь

Безумные танцы, начавшиеся на площади Святого Вита, постепенно охватили весь Конт. Дико подёргивающиеся, выкидывающие замысловатые па люди заполнили все улочки и пьяццо столицы. Тела танцующих судорожно выгибались в такт неслышимой никому музыке, конечности странно вздрагивали и выкручивались под неестественными углами. Люди стонали и плакали, смеялись и рыдали, насиловали женщин и рвали на себе платья.

К утру толпа сильно поредела. Большая часть контийцев смогла побороть танцевальную лихорадку и разойтись по домам. Отдельные несчастные попадали без сил, но даже лёжа продолжали дёргаться и извиваться. Некоторых плясунов забрали и связали родственники или знакомые, осознавшие, что дело тут нечисто. Но пара сотен человек всё ещё пребывала в некоем экстатическом трансе, по-прежнему кружась и подпрыгивая, словно они не знали усталости и тела их не нуждались в пище, отдыхе и сне.

К концу второго дня трое танцующих погибло от истощения.

Городские власти заволновались и стали отлавливать оставшихся плясунов. Людей хватали и отправляли в подвалы ближайших монастырей, сажая на хлеб, воду и очистительную молитву. Это помогало не всем.

Чёрные слухи и пересуды, как моровая язва, поползли по Конту.