Легенды квилетов - Оливия Невельсон

– Пустое это все. К югу ли, к северу ли мох на стволе растет, есть ли рядом багульник или медуница – все это приметы для тех, кто по лесу с открытыми глазами ходит, а все одно ничего не видит. Дерево, оно само подскажет, можно ему переродиться в каноэ или нельзя. Бывает, смотришь на ствол и уже результат работы своей видишь, а хочешь коснуться его рукой – и чувствуешь, будто отталкивает он ее. Не хочет дерево становиться каноэ, так и принуждать его не надо. А бывает, идешь по самому побережью, вроде случайно к дереву подошел, коры его коснулся – и себе не поверил! Течет она под пальцами, как вода, и пахнет рекой, а не океаном, хотя где ближайшая река-то? Значит, само позвало, просит топора, доброе будет каноэ.

– Канги, а правда, что к срубленному дереву целый день подходить нельзя?

– Правда. Силы в деревьях побольше, чем в нас будет. Не забрать ее никаким топором, лишь дать в землю уйти. Только мало будет одного дня доброму дереву, лучше два, а то и три подождать.

– А длину как измерить? – робко спрашивает подошедший на раскатистый голос Канги младший сын вождя.

– Это просто. Встань прямо, руки в стороны раскинь – будет то, что мастера зовут «отрез». Хорошее речное каноэ аккурат длиной в три таких отреза. После того как длину отмеришь, дерево надвое расколи. Начинай всегда с сердцевины. Пока ее не вырежешь, кверху дном не переворачивай. Но этому всему научиться просто: раз не выйдет, два не выйдет, а потом рука чувствовать начнет. Самое сложное – огнем его закалить…

Канги замолкает, и возле него повисает тишина. Затаили мужчины дыхание: вот оно, мастерство. Подумав, тот говорит:

– Я свое первое каноэ хорошо помню. Доброе оно было. Дерево само меня к себе позвало, я б его на той поляне и не приметил. Помню, как бережно рубил дрова для костра, лучшие отбирал. Как раскладывал костер в точности как учитель объяснял. И как ставил над ним каноэ, тоже помню. Летний был вечер, теплый и безветренный, и ночь за ним пришла ясная и тихая. Ровно горел огонь, спокойное было пламя, не добела раскаленное, а мягкого красного цвета. Долго я им любовался, а потом спать пошел, уверенный, что огонь и без меня управится.

Канги снова замолчал ненадолго.

– Управился. Остались от моего каноэ одни головешки. Плакал я над ним, как над ребенком, и до сих пор вспоминаю. Знаю – закали я его правильно, не брось один на один с пламенем, и стало бы оно лучшим из того, что я делал. Лень меня погубила. До сих пор перед тем кедром стыдно.

Мужчины смущенно переглядываются. Над Канги смеяться и помыслить никто не может, но представить его плачущим над каноэ соплеменники не в силах. Да и что над ним плакать? Времени потраченного жалко, это да, но руки на месте, топор на поясе, а деревьев в лесу…

И только младший сын вождя смотрит на Канги печальными глазами. Кажется ему, что видит он старого мастера молодым, на коленях у груды золы стоящим и горько плачущим над лучшей своей работой, которую мир так и не увидел.

Канги чувствует на себе его взгляд. Он давно не берет учеников, но если попросится к нему младший сын вождя – не откажет. Отцу бы его легко отказал, вздумай тот за сына просить, не побоялся бы, а мальчишке придется давать согласие.

В самом конце длинного стола девушки сбились в кучку над тарелкой ягод. Клюют, как птички, озираются на матерей и шепотом рассказывают друг другу историю о влюбившейся в мертвеца Хонови. Хихикают, краснеют, толкаются локтями. Матери все видят, но молчат, любуются своими пташками, вспоминают, как сами когда-то, сбившись в уголок на празднике, представляли себя героинями сказок – то Лукавой Сиху, то Прекрасной Иоки…

И только старая Аяш незаметно выскальзывает из-за стола, опять унося камас в горсти. Не было еще в племени человека, который не удивлялся бы плавности старухи. С виду она большая и неповоротливая, а двигается легко, точно рыбка в воде.

Давно смолкли голоса за спиной Аяш, идет старуха лесной тропой, хорошо каждому в племени известной. Да только никому, кроме нее, не придет в голову в такой день ею ходить. Потлач принадлежит живым.

Аяш идет навестить мертвых.

Не прошло и года, как не стало Макои, старой ее подруги. Тяжелую жизнь она прожила и старость встретила в одиночестве. Рано ушел Мизу – вдвоем они по нему плакали. Аяш любила его по молодости так, что дышать при нем не могла, но не случилось. Винить Макои ей и в голову не приходило, лишь одного было жаль – не лежало у той к мужу сердце. Был он ей добрым другом, а кто у Макои жил в мыслях, Аяш и не ведала. Может, первый муж, рано ушедший, кто знает? А вот дочь их с Мизу, Олате, Макои больше других детей любила. Как хоронили ее, в могилу хотела броситься, а потом ничего… Внук у нее остался, зять, да только и они сгинули, но эта история точно не для дня, в который вождь объявил потлач.

Аяш раскладывает подношения к могилам друзей. Делится с ними праздником, ясным солнечным днем, застольным смехом, шутками, танцами.

Сама к ним пока не просится – успеется. Устала она от долгой зимы, а от жизни уставать так и не научилась. Хочется старухе дождаться лета, и едва теплое солнце, касаясь ее морщинистого лица, обещает: лето будет.

Беседы со старейшиной племени Джоном Атеара

Нижеследующие легенды записаны студентами антропологического факультета Университета штата Вашингтон в процессе беседы с одним из старейшин племени квилетов Джоном Атеара.

I. Происхождение квилетов

Джон: В нашем племени множество легенд. Эти мифы, предания, а порой просто сказки рассказывали нам отцы, а им – их отцы. Они прошли через множество сказителей, обросли подробностями, стали звучать в разных вариациях. Но вы ведь охотитесь за фольклором, а не за правдой? Так вот вам правда: под предания о Куати засыпали в глубоком детстве наши прадеды, убаюканные шумом океана и потрескиванием костра. Считают ли современные квилеты, что происходят от волков? Что ж, разные члены племени ответят на этот