Рейнские легенды - Екатерина Вячеславовна Балобанова

когда-то пел Ричард в башне Трифельса. Блондель стал вторить ей, и слезы потекли из его потухавших глаз.

Дальше ехал Блондель, и каждый шаг напоминал ему прошлое. Вот и старая гостиница, стоит она на прежнем месте, и тот же белый кабан красуется на ее двери. Вышел к нему хозяин; узнал в нем Блондель бывшего пастушка: золото рыцаря упало на добрую почву. Но не узнал его бывший пастушок, да и не старался Блондель об этом. Он попросил, чтобы дали ему лучшую комнату, и очутился опять в той, где столько передумал и перестрадал... Всю ночь не спал старый трувер, как и в ту давнюю ночь, первую, которую провел он в этой комнате.

На другой день он спросил о старом владетеле замка.

— О, он давно умер, — отвечал ему хозяин гостиницы, — он недолго пережил бегство английского короля, вверенного императором его охране; дочь же его постриглась в монастыре Эберштейн, недалеко от Бадена. Она, говорят, еще жива, но никто не видит ее: она совсем отреклась от мира.

Блондель посетил и замок Трифельс. Там готовился какой-то пир или большой турнир. Новый владетель замка принял его вежливо, но он не знал его и не интересовался старым незнакомым рыцарем. Обошел Блондель замок, поднялся и на башню Ричарда, побродил и по замковому саду и вышел из Трифельса никем не замеченный.

Прошлое здесь было дорого только старому труверу.

Фридрих и Гелла

В цветущей долине Кинцига, в то давнее время, когда ничего здесь не было, кроме маленькой фермы, в чистеньком домике ее часто подолгу гостил совсем еще юношей принц Фридрих Гогенштауфен. Гостил он у старого слуги своего отца и целые часы проводил с дочерью хозяина фермы, прекрасной Геллой. Сидел он с ней под густым каштаном, погруженный в великие планы: он мечтал прославиться, стать знаменитым рыцарем и освободить гроб Господень из рук неверных, а потом вернуться к Гелле и жениться на ней.

Гелла подсмеивалась над Фридрихом и не верила, чтобы после стольких подвигов не перестал он еще думать о ней. Но искренно любил Фридрих молодую девушку и твердо надеялся, что когда-нибудь все это сбудется, а пока проводил он время в цветущей долине Кинцига, и маленькое, гордое сердце его часто билось от нетерпения в ожидании исполнения его великой детской мечты — освобождения гроба Господня из рук неверных.

Наконец минуло Фридриху двадцать лет, а Гелле семнадцать, и сказал себе юноша, что наступила пора действовать, и решил он прежде всего жениться на Гелле, так велика была его любовь к ней, а потом уж ехать на подвиги.

— Вот и весна, — сказал он ей, — пора нам обвенчаться, моя дорогая, а потом поеду я на славный подвиг в Палестину.

— Нет, мой друг, — отвечала ему Гелла, — сперва поезжай ты на славные подвиги, а потом уже думай о женитьбе. Но не меня должен ты выбрать: пастушка не может быть достойной супругой Гогенштауфена!

Уехал Фридрих с надеждой победить со временем гордое сердце Геллы, а Гелла целые дни и ночи молилась Мадонне о счастье своего милого Фридриха.

Вернулся рыцарь в цветущую долину Кинцига, вернулся через несколько лет: все так же любил он Геллу, так же мечтал увезти ее навсегда в свой родовой замок.

Бросилась к нему Гелла, забыв все на свете, но когда он сказал ей, что приехал за нею, покачала головой девушка и твердо отвечала:

— Если бы и была я так малодушна, то отец мой не потерпел бы, чтобы Гогенштауфен унизился до брака с пастушкой.

— Что нам отцы наши и матери? — нетерпеливо возражал рыцарь, — мы любим друг друга, милая Гелла, и на днях будет наша свадьба!

— Нет, не бывать нашей свадьбе, — отвечала ему твердо девушка. — Пастушка не может быть достойной супругой Гогенштауфена.

Как ни убеждал ее Фридрих, осталась она непоколебима. Между тем собирался новый крестовый поход, и не мог Фридрих медлить в цветущей долине Кинцига.

— Если Господь сохранит меня в Палестине, и я вернусь невредимо домой, будешь ты, Гелла, моею женою, клянусь в том Святою Мадонной!

— Как будет Богу угодно! — отвечала ему Гелла, — не клянись, а лучше думай о том, что тебе предстоит теперь делать.

Снова уехал Фридрих в Палестину и на этот раз вернулся оттуда знаменитым Фридрихом Барбароссой. Вернулся, и прямо поехал он в цветущую долину Кинцига: все по-прежнему любил он Геллу, по-прежнему мечтал навсегда увезти ее в свой феодальный замок. Но в цветущей долине Кинцига не нашел он больше веселой фермы: за церковной оградой непробудным сном спал его верный слуга; не нашел он и Геллы: облеклась она в серую мантию монахини, и, взяв посох, пошла туда, где надеялась принести облегчение больным, раненым и умирающим. Пошла она в Палестину, и все шла по следам Фридриха и его побед, но никогда не встретились они на этом свете.

Искал Фридрих Геллу, искал ее целые годы, но не нашел ее, и остался ей верен на всю жизнь.

В память ее основал он в долине Кинцига город и назвал его Гелласгаузен; со временем имя это исказилось в Гелнгаузен, да и сам город, бывший когда-то могущественным, значительным и богатым, стал беден и мал и доживает свои последние дни: города также имеют свою судьбу!

Около Гелнгаузена и до сих пор еще сохранились остатки дворца Барбароссы. До смерти своей жил он в цветущей долине Кинцига, все поджидая, не вернется ли Гелла.

Давно угас знаменитый род Гогенштауфенов, и Фридрих Барбаросса давно уже принадлежит истории — она разбирает его хорошие и дурные деяния. Но простые люди забыли их, и в памяти их живет только любовь его к Гелле.

Все проходит, одна любовь остается.

Жрица Герты

Красавица Гетта, жрица богини Герты, жила в ее священной роще, на высоком холму, у самого берега Неккера. По рунам своим читала она судьбу людей и молилась за них, и все простые сердца находили у нее утешение и исцеление от своих страданий.

Она была так же хороша, как и дочери Валгаллы, но голубые глаза ее не светились отвагой, а были кротки, столь же кротки, как и ее сердце.

Слава о ее мудрости распространилась по всему Рейну и далеко за пределы его,