Легенды квилетов - Оливия Невельсон

– Не пойду за него, – сказала Хонови.

Отец разбил ей лицо. Кровью плюнула ему под ноги:

– Хоть убей, не пойду. – И по взгляду его поняла – убьет.

Она покинула дом, не дожидаясь рассвета. Мать в седой висок на прощание поцеловала – та, забывшись сном, шагов дочери даже не слышала. К отцу заходить не стала, только на порог ему плюнула: пошатнувшийся зуб еще кровил.

Куда теперь ей идти? К вождю на поклон, к первейшему дружку отцовскому? К старейшинам, дуракам старым и слабосильным? Махнула на всех рукой Хонови, накидала в корзину вяленой рыбы, топор прихватила, набросила на плечи одеяло да отправилась к океану.

Шла вдоль берега долго, бесстрашно – нескоро ее хватятся. Все племя знает, что отец ее скор на расправу. Решат – в горы удрала гнев его переждать. Хонови негромко запела.

Может, она так и сделает, но позаботится о том, чтобы та гора была от ее дома подальше. Найдет себе пещеру, чтоб недалеко от речки да от океана, станет рыбу ловить да птиц на закате слушать. О большем счастье Хонови и не мечтала.

Жениха он ей нашел!

Как задумала, так почти и вышло. Облюбовала Хонови ничейную бухту, укрытие в скалах нашла. Дрова рубить она с детства умела, копье смастерить тоже смогла. Била рыбу, ягоды собирала, от скуки плела корзины и сама себе удивлялась: всю жизнь прожила рядом с людьми, а даже по голосам их не скучает. Птицы над океаном и то приятней кричат.

Закаты Хонови привечала у дымящегося костра. Вялила рыбу, настаивала травы в кипящей воде, с наслаждением вдыхала поднимавшийся от них аромат сена и меда. Иногда уходила в лес нарвать свежего мха и папоротника, иногда поднималась в горы, к лугам. Собирала букеты из бодяка, лапчатки и полыни. Колючие, как она сама. Сушила травы над костром, на ночь клала под голову. Говорила себе, что так пахнет ее свобода, и не могла надышаться.

В первую зиму было страшно. Ветер вынудил девушку уйти в горы, загнал в пещеру. В холода камень жизнь забирает, да делать нечего. Днями и ночами поддерживала Хонови огонь, казалось, весь склон на дрова извела. Стены до того закоптились, что она от скуки приноровилась рисовать на них острой веточкой: кружок с двумя точками, рубашка квадратом, юбка треугольником, две палочки-косы – вот и вся Хонови.

Зимой она впервые за долгое время увидела людей. Своих бы узнала, а эти пришлые. Может, макка? Хонови толком и не разглядела, испугалась больно. Схватила топор да в руке подкинула: идите-идите, нечего здесь.

Они и ушли.

Хонови потом всю ночь глаз сомкнуть не могла: а ну как вернутся? Брать у нее нечего, но иным и одинокая девка – богатство, какое вождям не снилось.

Не вернулись.

С первым теплом она оставила пещеру: по океану соскучилась – сил нет, он один у нее друг. А тут и навестить не сходишь: ну как костер потухнет?

Скинула Хонови обувку, пронеслась босыми ногами по ледяному песку да ворвалась с разбегу в воду. Океан бросился ей навстречу, обхватил крепко-крепко да на волнах принялся качать, как маленькую. Дохнул в лицо тиной, осел на языке солью. Она на радостях с ним заговорила и сама обомлела: голос от долгого молчания совсем чаячий стал.

И вновь полетели дни. Зимой приходилось бить оленей да белок, и поначалу Хонови не могла рыбой наесться. В первую и вовсе вцепилась в сырую: зубами за бок схватила и заурчала, как зверь.

Нет, нельзя так. Иначе совсем одичает.

Хонови не скучала по людям и даже лица отца с матерью позабыла, но точно знала, что она человек и намерена им оставаться: «Я же не какая-нибудь Хладная!»

И отчего только они ей вспомнились?.. А может, это и к лучшему.

Хонови завела новый обычай: долгими летними вечерами стала самой себе рассказывать легенды. Поначалу голос сопротивлялся, но вскоре она его переломила. Подчинила себе. Заодно и развлеклась. Да еще и корзин наплела под это дело.

На них Хонови возлагала особые надежды. Была она признанная мастерица в своем племени: жена вождя и та не стеснялась ходить по ягоды с ее корзиной. Хонови знала, что так плести, как она, никто больше не умеет. Девки-дуры пытались секрет у нее выведать, а какой тут секрет – работай руками прилежно, на парней не заглядывайся, на болтовню не отвлекайся, а потом только и останется, что похвалу принимать.

Но все же ее корзины были особенными. Простые узоры складывались на них в удивительные картины: тут волчья морда, там стая птиц, а здесь океан волну гонит.

Может, повезет ей, и удастся с соседями договориться? Еду про запас выменять, подготовиться к долгой зиме.

Однажды утром Хонови решилась. Тщательно осмотрела корзины, выбрала лучшую, вымылась в реке, чтоб за безумицу ее не приняли, и пустилась в путь. Букет из разнотравья с собой зачем-то собрала: решила, пусть издалека видят – с миром она идет.

Не может человек нести одновременно цветы и зло.

Она знала, что люди племени макка обитают где-то неподалеку. Ей вспомнились незнакомцы, виденные зимой, но впервые мысль о них Хонови утешила: зла не причинили, в укрытие ее не сунулись, может, и договорятся.

Хонови шла вдоль линии прибоя и с тревогой смотрела на небо, выискивая дурные знаки. Бабка ее, говорят, была ведьмой, она и внучку своему ремеслу научить пыталась, но померла до срока. Плохо ложились в детскую голову ее наставления, лишь одно Хонови запомнила накрепко: если птицы летят низко и не кричат – жди беды.

Птиц не было вообще – виданое ли дело! – но что про этот случай говорила бабка, Хонови так и не вспомнила.

Пляж, по которому она шла, был надвое разделен глубоко вдавшейся в берег скалой. Уже огибая ее, Хонови почувствовала недоброе – и не ошиблась. Издалека еще можно было надеяться, что глаза ее обманывают, но девушка сердцем чувствовала – беда. Повернуть бы назад, да ноги не слушают.

Вот куда делись птицы – собрались на пир. Кто-то оставил им доброе угощение. Даже волны присоединились ко всеобщему безумию: океан набрасывался на берег, жадно слизывая кровь с песка.

Накануне здесь была битва, поняла Хонови. Вернее сказать, побоище.

Изломанные человеческие тела покрывали берег, словно вымытые прибоем раковины. Потрясал не сам вид мертвых, но их ужасающее состояние: оторванные руки, ноги и головы.

Хонови быстро справилась с тошнотой. Не нужны племени макка