Легенды квилетов - Оливия Невельсон

очень одинока и несчастна, но с этим покончено. Девушка произнесла это вслух. Они лежали прямо на камнях, и Хонови чувствовала, как ей в лопатку впивается острое ребро ракушки. Он так наваливался на нее, что вся спина, верно, в крови.

– С чем покончено? – Он лежал возле нее на боку, подперев голову рукой. Шелковистые темные волосы рассыпались по плечам.

– С моей старой жизнью. Солнце еще не взошло, но я совершенно счастлива. А когда оно вставало в последний раз, была очень несчастна.

– Ты счастлива? – Улыбка у него вышла грустной, и Хонови испугалась.

– А ты нет?

– Счастлив. И очень тебе благодарен. Как тебя зовут, девочка?

– Хонови.

– Я хочу, чтобы ты знала, Хонови: я очень тебе благодарен. Хорошо, что ты счастлива.

Она улыбнулась. Небо на горизонте окрасилось нежно-розовым оттенком. Весь мир притих: ветер, всю ночь качавший верхушки сосен, наконец оставил их в покое. Замолчали ночные птицы, уступая насиженные места дневным. Оробел океан, и Хонови почти перестала его слышать. Как, оказывается, прекрасен мир!

Перед океаном она еще извинится.

– Ложись спать, Хонови.

– Я хочу дождаться восхода.

Глаза ее возлюбленного стали грустными.

– Я почему-то был уверен, что ты так и скажешь. Может, оно и к лучшему. Хочешь, встретим его у океана?

– Конечно! Я обидела его вчера и не успела попросить прощения.

– Смешная ты девочка, Хонови.

Взявшись за руки, они пошли по песку. Девушка тихо напевала себе под нос.

– Ты любишь это место?

– Тебя я люблю сильнее.

– Ответь мне.

– Да. Это единственное место, которое я могу назвать домом.

– Хорошо.

Все еще держась за руки, они молча стояли у воды. Хонови поняла, что ее возлюбленный чего-то ждет, и спросила его об этом. Он ответил просто:

– Восхода.

И в этот миг из-за утеса показалось солнце.

Девушка рассмеялась, указала на него пальцем свободной руки и повернулась к своему возлюбленному, желая что-то сказать и уже раскрыв рот, да так и замерла.

Его кожа мерцала. Как далекий свет звезд, как перламутровые бока раковин на солнце, как кожа Хладных, которыми в детстве пугала ее мать.

Хонови застыла в ужасе и благоговении. Ничего страшнее и прекраснее не видела она в своей жизни. И больше не увидит.

Он повернул к ней лицо, и Хонови поняла, что глаза у ее возлюбленного не черные, а красные, словно ягоды брусники. Словно искры костра в темноте.

Словно кровь.

– Я очень благодарен тебе, Хонови.

Когда он наклонился к ее шее, она не сдвинулась с места, даже не сделала попытки себя защитить. Не оттолкнула, а потом и вовсе обвила его голову руками.

Хонови мечтала спасти его от смерти, и эта мечта сбылась дважды.

* * *

Он оставил тело Хонови на берегу океана. Позаботился о том, чтобы его не забрал прилив. Положил высохший букет ей на шею: бодяк, лапчатка и полынь – невзрачные цветы с колючими шипами.

«Спи, смешная девочка. Уверен, океан тебя простил. И помни, что я благодарен тебе, Хонови. Очень благодарен».

Дочь вождя, приручившая волка

Еще не стар вождь Окэнзи, а жизнь ему уже не в радость. С соседями мир, но спиной к ним не поворачивайся: только почуют слабину, и все – доставай лук, точи топор.

А как ее не почуять, если Окэнзи уже вторую жену берет, и у каждой детишки мрут, и говорить не научась. Чем богов обидел – не знает, как прощенья вымолить – не ведает.

Одна у него надежда – дочь от первой жены, Макои. Мать ее давно в земле истлела: туда ей, ведьме, и дорога. Подозревает Окэнзи, что она его и прокляла. Жена первая, ранняя, нелюбимая, отцом выбранная ему на погибель. А девка у нее вышла ладная. Такая непременно должна нарожать здоровых мальчишек ему на радость.

Хорошая у него Макои, добрая да ласковая. Смирная, глаза в пол. Если не согласна, отцу не перечит, только пальцы добела стискивает. Окэнзи треплет ее по упругим косам и улыбается – волос у нее крепкий, иссиня-черный, здоровый.

Будут от нее мальчишки, сердцем чует. Его жена проклясть могла, а дитя свое не посмела бы.

– Пойдешь замуж, Макои?

Дочь плетет одеяло, на мгновение руки ее замирают, а после продолжают работу.

– Если воля твоя, пойду.

– И за кого, не спросишь?

Дочь поднимает на него по-совиному круглые глаза.

– За кого скажешь, отец.

– Верно говоришь, Макои.

Ладони у Окэнзи узкие, но крепкие. В молодости он рук стеснялся, за спину прятал: девкой его из-за них дразнили. Теперь не смеют: в каменном кулаке держит свое племя вождь Окэнзи, и дочь свою – больше прочих.

Девке такое только на пользу.

И не сказать, что жесток к ней Окэнзи. Если работу сделала хорошо, первый ее похвалит; если жемчуг особо крупный у макка выторгует, дочери в волосы вплетет. Обласкана Макои, ни в чем не нуждается.

Он и мужа ей подберет доброго, чтоб не обижал. Да и кто посмеет обидеть дочь вождя?

Макои смотрит на отца из-под длинных ресниц, и он не понимает ее взгляда. Ни злобы в нем, ни печали. Большие глаза у его дочки, но безжизненные, как высохшие камешки на берегу. Нехорошо это, думает Окэнзи; а впрочем, кто из молодых на глаза смотрит?

Что же до всего остального, тут за Макои переживать не приходится. Не будь он ее отцом, сам бы на такую заглядывался. Бедра у нее особенно хороши. Такой бы рожать и рожать.

Стыдно становится ему перед дочкой. Сложись все иначе, сама б жениха выбирала. Окэнзи желает ей счастья, но первее нужд племени поставить его не может. Нужен преемник, а других детей у него не случилось.

«Прости, Макои».

– Может, ты чего хочешь, дочка? – спрашивает неловко.

– Чего мне хотеть, у меня все есть. – Макои рассматривает узор на одеяле. Лицо у нее серьезное, но в голосе будто смешинка мелькнула.

– Как надумаешь, говори, будет тебе к свадьбе подарок.

Она кивает и продолжает плести. А через пару дней подходит к отцу, мнется нерешительно. Окэнзи понимает: надумала.

– Разреши мне оставить волка.

Вот так просьба!

– Какого волка, Макои?

Дочь дергает себя за косу, губы кусает.

– Я в лесу его нашла. Раненый он был, а меня подпустил. Он смирный, папа, на людей бросаться не станет.

Окэнзи смотрит на нее удивленно.

– Зачем тебе волк, Макои? Вылечила зверя – молодец, пусть идет своей лесной тропой. А