Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции - Сара Айлс-Джонстон

он вернется и прогонит всех этих незваных гостей еще до того, как народится молодая луна. Царь феспротов сообщил мне недавно, что видел Одиссея в Додоне: вопрошал там ваш правитель у священного дуба Зевса, как лучше всего явиться ему в родной дом – открыто или прикинувшись кем-то другим.

– Ну еще бы, ну разумеется, – закивал Эвмей. – Только знаешь что: хватит с меня этих россказней. Наслушался. Мне зубы заговаривать не надо, я к тебе и так с добром – потому что Зевс велит мне привечать всех странствующих.

Вскоре вернулись остальные свинопасы и стали загонять свиней в хлев. По указанию Эвмея они принесли в жертву борова – ни кусочку драгоценного мяса не дали они пропасть, боги получили свое, смертные – свое. Закончился пир уже в ночи – безлунной, сырой и промозглой. Эвмей приготовил гостю ложе, укрыл его одеялами и шкурами, а сам по обыкновению улегся с хозяйскими свиньями, чтобы стеречь их до утра.

Тем временем на Итаку, ловко обойдя засаду, устроенную женихами у Кефалонии, прибыл корабль Телемаха. Явившаяся ему во сне еще в Спарте Афина велела по возвращении сразу идти в хижину Эвмея – так Телемах и поступил наутро, радуясь случаю увидеться со стариком, который заботился о нем всю его жизнь. Собаки при виде юноши завиляли хвостами и принялись лизать ему руки, и вот он уже прошел через калитку и идет к двери, с каждым шагом все ближе – любимый родной сын, живой и настоящий. Чудом удержался Одиссей, чтобы не кинуться его обнимать следом за Эвмеем.

– Эвмей, а кто это у нас в гостях? – спросил юноша, устраиваясь поудобнее.

– Странник, только что из Феспротии, но в последнее время его преследуют неудачи. На самом деле он твой гость – это ведь твои владения, а я просто кормил его, пока ты не вернулся.

– Разве могу я принять гостя как подобает, когда мой дом наводнили эти негодяи? Они, чего доброго, начнут задирать его, глумиться над ним, а я даже защитить его в одиночку не сумею. Оставь его, пожалуй, и сегодня у себя – о еде и одежде не беспокойся, я все пришлю. И еще, окажи любезность, сбегай во дворец, шепни матери, что я здесь и со мной все хорошо.

Афина дождалась, когда Эвмей скроется, и встала во дворе так, чтобы Одиссею видно было ее через окно во всей статной красе. Телемаху, однако, она не показывалась – богам совсем не обязательно являться всем и каждому в любую минуту. Одиссей вышел во двор. Едва Афина коснулась его своим жезлом, к нему вернулись молодость и сила. Морщины разгладились, волосы и борода потемнели и густо закудрявились. Одежда вновь стала чистой и нарядной. Когда он вошел в дом, Телемах вскочил, изумляясь перемене, но тут же робко опустил глаза, подозревая, что перед ним кто-то из богов.

– Будь милосерден к нам, кто бы ты ни был! – взмолился он. – Много мяса сожгу я в твою честь и много золота посвящу тебе!

– Я не бог, Телемах, я твой отец, Одиссей, возвратившийся наконец к тебе. Афина скрыла меня под личиной нищего бродяги, Афина и восстановила мой истинный облик.

Тогда Телемах заключил отца в объятия, и оба зарыдали. Выплакавшись, отец с сыном начали обсуждать, как избавить дом от разбойников-женихов. А вечером Афина вновь состарила Одиссея и одела в рубище.

{138}

Пенелопа и Одиссей

Одиссей с Телемахом решили, что выступать в открытую пока еще рано. На заре Телемах ушел во дворец поздороваться с матерью. Позже Эвмей повел туда же странника – попросить у женихов остатки еды от пира, а заодно, решил Одиссей, посмотреть, заслуживает ли кто-то из них пощады.

Во дворе у самых ворот Одиссей увидел на куче навоза старого пса – грязного, блохастого, со свалявшейся шерстью. Присмотревшись, он узнал в нем Аргуса, который был еще щенком, когда Одиссей отправлялся под Трою.

– Как же так вышло, – проговорил Одиссей, украдкой вытирая слезы, – что от такого славного пса остались кожа да кости?

– Ох, – вздохнул Телемах, – был бы Одиссей дома, этот старый пес и сейчас красавцем остался бы всем на загляденье. На охоте ему цены не было – любой след брал, ни разу добычу не упустил! Но, когда состарился, молодые охотники махнули на него рукой, ну и псари о нем заботиться перестали.

Аргус же, услышав голос Одиссея, навострил уши и поднял усталую голову. Хозяин вернулся! Он посмотрел напоследок Одиссею в глаза и, успокоенный, испустил дух.

Одиссей с Эвмеем двинулись дальше – в главный зал. Женихи, явившись после утренних состязаний, как раз занимали привычные места. Одиссей стал просить подаяние, засовывая куски мяса и хлеба в старую кожаную суму.

– Эвмей, ты спятил? – крикнул свинопасу Антиной. – Зачем ты притащил сюда этого грязного оборванца? Нищих вокруг и без того слишком много ошивается, подъедаясь у царского стола. Гони его взашей!

Телемах встал:

– Я готов делиться всем, что нажито моим домом, с любым нуждающимся, Антиной. Ни один из богов никогда не увидит, как я гоню голодного.

– Молокосос! Да ты понятия не имеешь, как вести хозяйство! – ощерился Антиной.

Вскочив, он схватил табурет, на котором сидел, и швырнул его в Одиссея. Табурет попал ему прямо в плечо, но Одиссей даже не дрогнул. Остальные женихи зашептались обеспокоенно: уж не бог ли в обличье нищего явился во дворец, чтобы судить их?

Услышав внизу шум и резкие голоса, Пенелопа позвала к себе Эвмея – узнать, что происходит. Когда он объяснил, царица велела ему передать страннику, что поговорит с ним вечером – пусть расскажет, что слышно об Одиссее.

День шел своим чередом. Женихи продолжали глумиться над нищим – Одиссею пришлось уворачиваться от второго табурета, но он сносил издевки молча, понимая, что время действовать еще не пришло. За всем этим наблюдала Афина, и в ее серых глазах зажглась искра нового замысла. Поспешив наверх, она внушила Пенелопе стремление выйти к женихам, чтобы их глупые сердца воспылали свежей страстью. После этого она смежила глаза Пенелопы сладким сном и, пока та дремала, наделила ее сияющей красотой. Когда Пенелопа, пробудившись, спустилась в зал, женихи обомлели. Каждого обуяло желание возлечь с ней.

– Все-таки пришла пора мне выйти замуж снова, – проговорила Пенелопа. – Но я была женой богатого человека и хозяйкой зажиточного дома, а теперь недоумеваю: почему претенденты на мою руку так прижимисты и скупы? Где ваши подарки?

Одиссей склонил голову, пряча восхищенную улыбку. Какая же умница его жена! Она вытянет из них богатства, словно пряжу из кудели.

– Мудрая Пенелопа! – откликнулся Антиной. – Мы с радостью преподнесем тебе дары, но будь уверена: мы не покинем этот дом, пока один из нас не взойдет с тобой на брачное ложе.

И все женихи отправили своих слуг за подарками – изысканными нарядами, янтарными ожерельями, серьгами из драгоценных камней. Пенелопа приняла все подношения и попрощалась с женихами до утра. Вскоре она уже сидела у очага вместе со странником.

– Скажи мне, скиталец, кто ты? – начала она. – Из каких краев? Откуда родом?

– До самых небес славишься ты своей порядочностью и щедростью, милостивая госпожа. Ты подобна доброму и справедливому царю, который мудро правит своим народом, ведя его к процветанию. Поэтому не проси меня рассказать мою историю, слишком много в ней горя и печалей.

– С печалью мы неразлучны, она моя бессменная подруга, – ответила Пенелопа. – Померкла волею богов моя красота, иссякли мои силы в тот день, когда Одиссей отплыл под Трою. Только с его возвращением расцвету я вновь. А пока я пытаюсь отстоять этот дом, как могу. Три года я даю отпор осаждающим меня женихам, обещая выбрать одного, когда закончу ткать саван для Лаэрта. Конца и края этой работе было не видно – это уж я постаралась. Каждую ночь я распускала то, что соткала за день. Но на четвертый год служанка, поддавшись на ласки одного из женихов, – та еще бесстыдница! – раскрыла ему мой секрет. Пришлось мне доделать саван, а как еще потянуть время, ума не приложу. Вот такие у меня печали.