Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

Молодые люди посовещались, но так ничего и не решили. Тогда Сом Воль заговорила снова:

– Если человеку не доверяют, что тут можно сказать? К тому же мне что-то нездоровится – пойду-ка я пораньше домой. Прошу вас, господа, проявите уж до конца ваше великодушие, которого вы не исчерпали за целый день.

Сказала и ушла. Господа были раздосадованы, они догадались, что их провели, и поняли ее насмешку, но не посмели и слова сказать.

Ян Со Ю меж тем, возвратясь на постоялый двор, подождал, пока стемнеет, и отправился разыскивать дом Ке Сом Воль.

Уже подметали центральную площадь, зажигали фонари. Выждав немного, Ян Со Ю привязал ослика к вишневому дереву и постучал в ворота. Сом Воль босиком выбежала его встречать.

– Вы же выехали раньше меня, почему же вы только сейчас прибыли? – спросила она.

– Не потому, – отвечал Со Ю, – что посмел пожелать явиться позже, а потому, как говаривали в старину, чтобы худая молва не пошла.

Обнялись они и пошли в дом, не отрывая друг от друга влюбленных глаз и не в силах сдержать охватившую их радость.

Наполнив до краев нефритовую чашу, Сом Воль предложила вниманию гостя «Песню о золотом замке».

Лицо как цветок, луноподобная красота да дивный голос кому бы не вскружили голову?

В постели Сом Воль сказала Со Ю:

– Поскольку в вас, мой господин, сыскала я того, кому хотела бы вверить свою жизнь, позвольте мне немного рассказать вам о себе. Выслушайте благосклонно и посочувствуйте.

Родом я из Сучжоу. Отец мой был мелким провинциальным чиновником. К несчастью, он умер на чужбине, и положение семьи пошатнулось. Не хватало средств переправить тело на далекую родину, но и не похоронить было нельзя. Тогда мачеха продала меня в кисэн и на вырученные деньги смогла увезти его. Я же стала, снося оскорбления и затаив тоску, унижаться и ублажать мужчин. За это Небо сжалилось надо мной: мне посчастливилось встретить совершенство, и я надеюсь вновь увидеть ясный свет солнца и луны. Мой терем стоит у дороги, что ведет в Чанъань[24], и ни один прохожий не преминет остановиться отдохнуть неподалеку. Но подобного вам я не видала ни разу за все пять лет. Сегодняшней ночью осуществилась мечта всей моей жизни. Если вы, мой господин, не брезгуете мной, я хотела бы стать рабой, готовящей вам обед. Что вы ответите мне на это?

Тронутый до глубины души, Ян Со Ю утешил ее добрым словом:

– Мои заветные мечты немного иные, чем у вас. Я еще беден и безвестен, и дома у меня престарелая мать. Не знаю, как посмотрела бы она на мое намерение соединить свою жизнь с кисэн. А положение наложницы, боюсь, не удовлетворит вас. Возможно, вы, Сом Воль, и не подозреваете, но в целом свете не встретишь женщины, подобной вам, и с этим нельзя не считаться.

– Ныне на всей земле нет того, – отвечала ему Сом Воль, – кто мог бы талантливостью сравниться с вами, мой господин. Поэтому быть вам на предстоящих экзаменах первым, а в недалеком будущем вас ждут шнурок печати первого министра и маршальский меч. И все красавицы страны воспылают желанием следовать за вами. А кто такая Сом Воль? Найдется ли тогда в душе моего господина хоть капля сочувствия к ней? Прошу вас, женитесь на знатной девушке, выполните сыновний долг, но не забудьте и меня, недостойную. Отныне, соблюдая себя, я буду ждать своей участи.

– Минувшей весной, – отвечал ей Со Ю, – я остановился проездом в Хуаине и случайно увидел девушку по фамилии Чин. Красотой и одаренностью она вполне могла бы сравниться с вами. К несчастью, ее больше нет. Не подскажете ли мне, Сом Воль, где следует искать добропорядочную жену?

– Та, кого вы назвали, не кто иная, как Чхэ Бон, дочь тайного ревизора. Когда-то мы питали друг к другу сердечную привязанность. Это было в те времена, когда отец госпожи Чин служил в нашей провинции. Значит, с Чхэ Бон случилось то же, что с Чжао Вэнь-цзюнь, могли ли вы не воспылать чувством Сыма Сянчжу? Впрочем, сейчас об этом думать бесполезно, лучше вам снова сделать предложение в другом доме, – посоветовала Сом Воль.

– Никогда еще, – отвечал юноша, – красавицы не рождались одновременно, а тут сразу и вы, и госпожа Чин, и я очень боюсь, вдруг природа уже растратила все свои светлые и чистые силы?

– Мой господин рассуждает, как лягушка на дне колодца, – громко рассмеялась Сом Воль, – и мне трудно удержаться от осуждения. Сейчас я поведаю вам лишь о том, каково мнение по этому поводу в мире кисэн. Говорят, что в Зеленых теремах страны – три королевы красоты: в Цзяннани – Ман Ок Ён, в Хэбэе – Чок Кён Хон и в Лояне – Ке Сом Воль, то есть я. Обо мне, конечно, зря болтают, а что до Ок Ён и Кён Хон, то они истинные королевы красоты нашего века. Как же можно думать, что в стране нет больше красавиц? Хотя с Ок Ён мы ни разу не виделись, так как она живет далеко, но не случалось еще, чтобы человек, побывавший на юге, не восторгался ею; можно думать, что это не ложная слава. С Кён Хон же мы были дружны, как сестры. Ее историю я вам также поведаю.

Родом она из Бачжоу, рано потеряла родителей и воспитывалась у тетки. Когда ей исполнилось лет десять, слух о ее изумительной красоте стал проникать за пределы Хэбэя, и не стало отбою от желающих взять ее себе в наложницы. При этом предлагались громадные деньги. Сваты роем лезли в ворота. Но Кён Хон велела тетке всем отказывать. Раз сваты полюбопытствовали:

– Вы всех отвергаете, не соглашаетесь. Какой же человек подошел бы вам? Уж не прочите ли вы ее в наложницы первому министру, не второй ли женой губернатора надеетесь сделать? Должно быть, вы хотите дать согласие только важному человеку, отдать ее только гению?

А Кён Хон отвечала на это:

– Я стала бы наложницей первого министра, отыщись подобный цзиньскому Се Ань-ши[25], что взял в жены певицу; я могла бы стать второй женой губернатора, если бы нашелся сейчас Чжоу Юй[26], что жил в период Троецарствия и научил людей ценить музыку; я, пожалуй, могла бы стать подругой великого человека, если бы встретила похожего на Ли Тай-бо, который во времена танского Сюань-цзуна сложил «Оду миру и спокойствию», и, наконец, охотно стану спутницей гения, который может сравниться с Сыма Сянжу, во времена ханьского У-ди подарившим миру песню о фениксе. За таких людей я отдам всю