Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

теремок превратился в кучу пепла, от него остались лишь обгоревшие руины да груда обломков черепицы. Деревня словно вымерла – ни кудахтанья кур, ни лая собак. Сокрушаясь о том, что так легко все может измениться в жизни человека, сожалея, что нарушена клятва верности, Со Ю пригнул к себе ветку ивы и, стоя спиной к закату, без конца повторял оду «Плакучая ива» барышни Чин, а из глаз по щекам струились слезы.

Печальный возвратился Ян на постоялый двор и спросил у хозяина:

– Где же теперь семья ревизора Чина?

Хозяин нахмурился.

– Разве уважаемый господин не слышал? – спросил он. – Еще до смуты ревизор уехал по делам службы в столицу, а барышня одна управляла челядью и смотрела за домом. А после подавления мятежа выяснилось, что ее отец был замешан в деле бунтовщиков. Его приговорили к смертной казни и обезглавили, а барышню увезли в столицу. Как я слышал потом, она погибла, хотя ходят и другие слухи: будто она стала даже придворной дамой. А сегодня утром мимо нашего двора гнали толпу семей преступников. Спросил – куда и зачем? Говорят, продали их всех в рабство в округу Ённань. Сказывали, будто барышня тоже среди них.

Как услышал все это Со Ю, залился слезами, загоревал. «Говорил ланьтяньский даос, что дело с женитьбой на госпоже Чин покрыто мраком. Не иначе как умерла барышня», – думал он.

Вскоре, собрав свои пожитки, Ян Со Ю отправился в Шоучжоу.

Когда госпожа Лю услышала о мятеже в столице, она, опасаясь за жизнь сына, стала день и ночь горячо молиться небу о продлении дней его. Сама же вся извелась, иссохла, и казалось, что дни ее сочтены. А как увидала, что возвратился сынок, припала к нему, зарыдала и радовалась так, будто встретила воскресшего из мертвых.

Незаметно пролетел год, пришла новая весна, и Ян Со Ю стал снова собираться на экзамены. Госпожа Лю поучала его:

– В прошлом году ты поехал в столицу и подвергся опасности, до сих пор не опомнюсь я от страха за тебя. Ты молод и успел бы еще прославиться, но я не удерживаю тебя, и на то у меня особая причина. Наш Шоучжоу слишком мал и захолустен. Ни по родовитости, ни по уму, ни по красоте нет здесь достойной тебя невесты. А тебе уже исполнилось шестнадцать, и, если теперь не обручишься, легко упустить время. В столичном храме Цычуань живет моя двоюродная сестра Ту Ён Са. Она уже давным-давно стала даосской монахиней, но взглянешь на нее и скажешь, что она молода. У нее общительный характер, хорошие манеры, широкий ум. Она вхожа в родовитые семьи. Я уверена, что она примет тебя как родного и уж постарается сыскать тебе добрую невесту. Ты это прими во внимание, – сказала мать и вручила ему письмо для сестры.

И только теперь Со Ю решился рассказать матери о девице Чин. Глядя на его скорбное лицо, госпожа Лю попыталась утешить сына:

– Может быть, девушка Чин и прекрасна, но ведь она уже потеряна. К тому же она дитя дома, который явился источником бед. Если даже допустить, что она не умерла, встретиться все равно трудно. Оставь эту мысль и заключай союз в другом доме – утешь свою старую мать.

Со Ю простился с матерью и отправился в путь.

У самого Лояна он попал под проливной дождь. Спасаясь от него, Ян Со Ю заглянул в кабачок у Южных ворот и потребовал себе вина. Выпив, он заметил хозяину:

– Это вино не из лучших.

– Если уважаемый господин хочет найти доброе вино, – ответил хозяин, – то самое лучшее вино продается у моста Тяньцзинь, и называется оно «Весна Лояна». За один маль – тысячу лянов[20].

Ян Со Ю подумал про себя: «Лоян – древняя столица государей, сердце страны. В прошлом году я поехал другой дорогой и не мог увидеть ее красот. Уж на этот раз я немного задержусь здесь».

В винной беседке у моста Тяньцзинь Ян Со Ю встречает Ке Сом Воль

Приказав мальчику подстегнуть осла, Ян Со Ю поехал в направлении моста Тяньцзинь. Въезжая в город, он был поражен его великолепием: роскошные пагоды, кривая лента голубой Лошуй и от берега к берегу переброшенная многоцветная радуга – мост Тяньцзинь. Живописная беседка взмывала в небо и, освещенная солнцем, опрокидывала в воду свое четкое отражение, а на ароматную дорогу косо прокладывала длинную узкую тень – право, можно сказать, дивная картина!

Ян Со Ю подъехал к беседке. Белые лошади в серебряной сбруе загородили дорогу, шумели погонщики и слуги; заглянул на верхний ярус – между небом и землей звучала музыка, на десять ли вокруг распространялся аромат, исходящий от шелковых одежд. Он послал мальчика разузнать, что происходит. Мальчик принес ответ, что это молодежь города – отпрыски знатных семей – развлекается, пригласив знаменитую кисэн[21].

Едва Ян Со Ю услыхал это, как у него сразу же поднялось настроение, на него нахлынуло поэтическое вдохновение. Он подогнал ослика к самой беседке и вошел. С десяток юных господ в обществе красавицы восседали на шелковом ковре, в беспорядке были разбросаны чарки с вином, блюда с закусками. Забыв о приличии, молодые люди шумно разговаривали, горячо спорили – словом, страсти разгорелись.

Вошедший обратился к компании:

– Я провинциал и здесь проездом на государственные экзамены. Услышал музыку, и молодая душа не могла устоять – пришел к вам незваным гостем. Прошу вас, господа, простите меня за навязчивость.

Молодые люди, выслушав скромную речь пришельца, поднялись все разом, без особых церемоний потеснились и предложили ему сесть. После того как каждый представился, тот, который назвался господином Тун, сказал:

– Раз брат Ян действительно едет на государственные экзамены, то, хоть он и незваный гость, мы не воспрепятствуем ему принять участие в нашем сегодняшнем веселье. Такой дорогой гость не часто попадается, и это тем более приятно. Что ж тут раздумывать?

– Судя по всему, – заметил Ян, – вы не только обмениваетесь чарками вина, но составляете одновременно поэтическое общество и состязаетесь в поэзии. Весьма неучтиво с моей стороны столь дерзко вторгаться в вашу компанию.

Но молодые люди, великодушно отнесясь к скромным речам новичка и снисходительно – к его молодости, ответили:

– Брат Ян – наш гость. Напишет он стихи – прекрасно, не напишет – тоже ничего. Хорошо то, что он будет пить с нами вино и веселиться.

Тут они, потребовав вина, пустили чашу по кругу, а кисэн попросили играть. Подняв немного захмелевшие глаза, Ян устремил