Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

– По своим задаткам и наружности ты очень похож на Сун Юя. Так неужели ты не знаешь, как вызвать фею?[47] Не думай, что я смеюсь над тобой. В юности я случайно встретил одного волшебника и научился у него вызывать духов. Так и быть, сейчас я вызову для тебя, зять, душу девицы Чан. Этим я заглажу вину племянника и ублаготворю зятя. Только не знаю, что ты думаешь по этому поводу?

– Сун Юй действительно вызывал душу госпожи Ли, но теперь уже никто не знает, как это делается, и я не могу поверить вашим словам, – отвечал Со Ю.

– Душу девицы Чан ты, брат Ян, вызвал, не затруднив себя ни единым словом, – сказал Сип Сам, – я же изгнал ее клочком заклинания. Выходит, злого духа можно вызывать когда вздумается. Неужели ты еще сомневаешься хоть сколько-нибудь?

– Раз не веришь – смотри! – сказал наместник и, раздвинув веером ширму, позвал: – Девица Чан, где ты?

Из-за ширмы вдруг появилась очаровательная женщина. Сдерживая улыбку, она грациозной походкой прошла и стала позади госпожи Цой. Всмотревшись в нее, Ян убедился, что это действительно она – девица Чан! Потрясенный до глубины души, воззрился он на наместника и его племянника и спросил:

– В самом деле, человек это или злой дух? Сон это или явь?

Наместник и госпожа смеялись потихоньку, Сип Сам хохотал до упаду – так, что не мог ни подняться, ни повернуться, ни распрямиться.

Наконец наместник сказал:

– А теперь я расскажу тебе всю правду. Это дитя – не бессмертная и не злой дух, а та, которую зовут в моем доме Весенним Облачком. Я боялся, что ты, зятек, заскучаешь, живя один в саду, и послал к тебе эту девушку, желая скрасить тягостное пребывание на чужбине. Однако у двух девчонок возник замысел, и они, подшутив, превратили мое благое намерение в мучение для тебя. Ну как же можно этому не посмеяться?

– И первый, и второй раз ты встретился с красавицей только благодаря моему сватовству, – подавив смех, вставил Сип Сам, – а ты не только не благодаришь меня за мою доброту, а, наоборот, смотришь врагом. Неблагодарный ты человек, брат Ян!

И, развеселившись, он снова залился смехом.

– За что же благодарить, если ты заботу тестя обо мне превратил в глумление надо мной же? – со смехом произнес Со Ю.

– Что касается выговора за насмешку, – возразил Сип Сам, – то, может быть, я и выслушал бы его спокойно, но дело в том, что человек, придумавший этот план и отдававший распоряжения, остался в стороне. Как же могу я принять всю вину на себя?

– Если не ты, то кто же мог придумать такую шутку? – с изумлением спросил Ян Со Ю у Сип Сама.

– Как говорили святые, «что вышло от меня, то ко мне и вернется», – ответил ему приятель. – А теперь пусть брат кое-что припомнит: если мужчина превращается в женщину, то как можно удивляться тому, что простая смертная становится бессмертной, а бессмертная – злым духом?

Теперь Яну все стало ясно. Он рассмеялся и признался тестю:

– Справедливо. Я первый провинился перед барышней, а она мне этого не забыла.

Супруги посмеялись и ничего не ответили.

– А ты, сударыня Весна, – обратился Со Ю к красавице, – действительно умна и талантлива. Но если женщина захотела служить человеку, разумно ли ей начинать с обмана?

– Я слышала только приказ генерала, а государева указа не слышала! – упав на колени, отвечала Чхун Ун.

Ян Со Ю вздохнул глубоко и сказал:

– Некогда Хуай-ван встретил в Ушаньских горах фею и не мог догадаться, что она утром превращается в облачко, а вечером выпадает дождем. А теперь я не мог разобраться в превращениях сударыни Весны то в бессмертную, то в злого духа. И ведь не какое-нибудь облако или дождь – живой человек был предо мной! Подумать только, сколько превращений следовало одно за другим! Я слышал, у сильного полководца не бывает слабой армии. Сударыня Весна – тому подтверждение. Что же касается ее «генерала», то хоть я и не имел возможности наблюдать лично, но могу предположить, что он очень изобретателен.

Кругом все засмеялись, снова стали пить, закусывать и под конец сильно захмелели. Тогда Ян Со Ю и Чхун Ун, которая в последнем действии выступала уже в новом обличье, глубокой ночью, с зажженной свечой, пробрались в сад. Со Ю в приподнятом настроении схватил Чхун Ун за руку и стал шутить:

– Скажи, ты в самом деле фея? Или ты злой дух? Если я и фею любил, и злого духа любил, то настоящую красавицу – тем более! А та, что заставила тебя стать и тем и другим, в будущем станет Хэн-э[48] в Лунном дворце, станет хозяйкою Южного пика, не так ли?

Чхун Ун кокетливо отвечала:

– Я, недостойная, осуществляя дерзкую затею, совершила тяжкий грех обмана. Прошу вас, добрый господин, простите великодушно!

– Ты не боялась даже тогда, когда становилась злым духом, что ж ты теперь оправдываешься? – успокоил ее Со Ю.

Чхун Ун встала и поблагодарила.

Цензор Ян едет послом в княжество Янь

Еще когда Ян Со Ю после сдачи экзаменов собирался стать зятем в доме наместника Чона, он задумал осенью того же года съездить на родину за матушкой, а по возвращении совершить обряд бракосочетания. Но высшая ученая степень обязывала его быть на службе, и он все еще не имел возможности выполнить свой замысел. Только собрался было на каникулах наведаться в родимый дом, что находился в далекой провинции, как в стране начались смуты: варвары то и дело налетали на окраины; три правителя Хэбэя, а именно: Янь-ван, некто, объявивший себя Чжао-ваном, и третий, присвоивший себе титул Вэй-вана, при поддержке сильного соседа подняли войска и взбунтовались. Сын Неба встревожился и решил направить туда войско. Поэтому он собрал гражданских и военных советников и стал совещаться с ними, но мнения разделились. Тогда на совете выступил цензор Ян Со Ю.

– Когда-то ханьский У-ди, – сказал он, – поступил так: он призвал вана Наньюэ и вручил ему грамоту, в которой призывал его к покорности, а поскольку тот продолжал упорствовать, У-ди направил в Наньюэ войско и усмирил мятежников. Мне кажется, это самый верный путь.

Сын Неба, приняв во внимание его слова, приказал Со Ю тут же, на императорском совете, составить предварительный текст грамоты. Со Ю, пав ниц, принял приказ, немедленно составил и подал государю проект грамоты. Сын Неба остался им очень доволен.

– Это письмо, – изрек он, – в выражениях, полных вежливой,