Иди туда, не знаю куда... Запутанные состояния Хаоса - Юрий Земун

Давным-давно в старинном городе жил Мастер, и было у него много учеников. Самый способный из них однажды задумался:

«А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы дать ответа?»

Он пошел на цветущий луг, поймал самую красивую бабочку и спрятал ее между ладонями. Бабочка цеплялась лапками за его Руки, и ученику было щекотно. Улыбаясь, он подошел к Мастеру и спросил:

— Скажите, какая бабочка у меня в Руках: живая или мертвая?

Он крепко держал бабочку в сомкнутых ладонях и был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины.

Не глядя на Руки ученика, Мастер ответил:

— Все в твоих руках.

Мудрец говорит: «Самое важное время — настоящее, потому что прошлого уже нет, а будущее еще не наступило. Самый важный человек — это тот, с которым ты имеешь дело сейчас». Похоже, самый важный человек — это ты сам и есть. И в прошлом, и в настоящем, и в будущем самый важный человек — это каждый из нас, для себя самого и для всех остальных.

И что же получается в итоге? Пустота и одиночество, я один, и не на кого больше положиться. Разве что на естественный ход событий, на непрестанное течение реки времени. А что такое естественный ход событий? Если верить восточным мудрецам, это такая ситуация, когда вы не спорите, не огорчаетесь, не возмущаетесь тем, что происходит в вашей жизни. Нет причины торопиться, но важно знать, когда нужно сделать следующий шаг. Это легко понять, если вы умеете читать подсказки непроявленного, как было в этой притче о короле-пастухе.

Жил-был царь, и всего у него было в достатке, как и у всех царей. Но вдруг начали беды обрушиваться на него и его царство. Наступила страшная засуха, соседний царь воспользовался этим, напал на столицу и осадил ее. Началась эпидемия, в которой погибли вся семья и половина жителей столицы несчастного царя. Когда войско ослабело, враг штурмом овладел городом и уничтожил оставшихся в живых. Царю же удалось бежать.

Он отправился к своему другу, царю-союзнику, с которым они вместе выросли, но по дороге его захватила в плен шайка разбойников и продала в рабство. Три долгих и мучительных года он провел на дальних плантациях и, наконец, бежал. Когда же он достиг столицы своего друга, то его просто не пустили во дворец, так как стража не поверила, что он царь, увидев его лохмотья. Тогда ему пришлось устроиться на работу в городе, и целый год он трудился, чтобы заработать себе на приличную одежду.

Только потом он предстал перед своим другом. Тот с состраданием и пониманием отнесся к рассказу гостя и, подумав, сказал:

— Я помогу тебе. Дайте ему стадо овец в 100 голов, пусть пасет, — приказал он.

Убитый «дружеским» отношением, царь-горемыка, все еще не веря, что старая дружба забыта, поплелся пасти овец, другого выхода у него не было. Когда он пас овец, проклиная судьбу, на его стадо напали волки и уничтожили всех овец. Придя с понурой головой во дворец, он рассказал о случившемся. Друг приказал:

— Ну хорошо, дайте ему 50 овец!

Но и это стадо погибло, бросившись в пропасть вслед за вожаком.

— Дайте ему 25 овец! — был следующий приговор.

В этот раз ничего не случилось, все овцы мирно паслись и плодились, и через какое-то время у него было стадо в 1000 овец. Царь пришел во дворец и сказал:

— Вот, у меня 1000 овец, и через год будет вдвое больше!

Тогда его друг, обрадованный этой новостью, обняв его, громко приказал:

— Заберите у него овец!

Вместо овец он отдал ему в управление большое княжество. Но наш царь-пастух, уже давно разочаровавшийся в дружеских отношениях, спросил:

— Что же ты сразу не дал мне княжество, в самом начале?!

— От него не осталось бы камня на камне, — ответствовал его мудрый друг. — Я просто подождал, когда кончится твоя черная полоса жизни и наступит следующий этап. Теперь же он наступил. Овцы были лишь показателем твоей судьбы.

Философ и теолог Павел Флоренский подчеркивал феномен двойственности мира. Он считал, что существуют лишь две силы: сила Природы, законы которой сложнее нашего понимания, и сила Духа, которая может воздействовать на окружающую реальность. Об этом же — о многомерности мира, о сложности самых простых его фрагментов не раз говорил мне и Даккар-ата.

Старые тетради. Течение живых огней

2 июля.

Дописываю то, что не окончил вчера, просто не было сил: вернулись, когда было уже темно. Упал замертво и уснул. Обычно мы сидим вечером у костра и говорим. Иногда я воспринимаю это просто как вечерние беседы при ясной луне, а иногда это завершение какого-то дневного урока, осмысление пережитого.

Утром дописываю вчерашние впечатления.

Вчера Даккар-ата ломал мое самолюбие, ставил меня, дурака, на место. Сегодня я уже не воспринимаю все его «накаты» как желание унизить меня, великого, умного и талантливого. Просто вспоминаю о том, что было вчера.

— Ты обидчив, как тетка-пенсионерка, которая всю жизнь проработала в какой-нибудь конторе бухгалтером, а теперь осознала, что вспомнить ей нечего, вот она и сочиняет себе легенду великого трудового пути. И требует, чтобы все ее за это уважали.

Сейчас я вспоминаю об этом достаточно спокойно, а вчера рычал, будто мне на любимую мозоль наступили. Вчера он меня раздражал.

— Ты не пуп земли, — сказал он мне, — даже если у тебя три диплома, куча денег, большая черная машина и квартира в центре Москвы. Жизнь — штука веселая, и слишком серьезных людей она все время щелкает по носу.

Первое, с чем следует покончить: не делай из себя сияющий пузырь. Все твои способности, все заслуги обращаются в дым, когда Смерть касается твоего виска холодным пальцем. И ты даже не поймешь, почему это случилось именно с тобой. Какой бы «великий» ты ни был, Смерть не считает нужным что-то тебе объяснять, как-то оправдывать свой выбор. Тебе ведь не приходит в голову объяснять муравью, почему ты на него наступил…

— Даккар-ата, то муравей, а это человек. Неужто никакой разницы?

— Ты — большой, радужный пузырь. Столь же красивый и столь же непрочный. Ты ведь пришел в этот мир всего на семьдесят лет. Это совсем недолго, это мгновение, не более того. Так чего же тут иголки топорщить!

Он сделал странное и внезапное движение рукой, будто кусочек неба ладонью зачерпнул, как воду из реки. И бросил куда-то