Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

стеклянным колпаком на комоде нельзя заводить ни тебе, ни мне, это она делает сама.

– Ну пусть сама и заводит свои старые противные часы. Я не хочу в своей квартире часов, которые не могу заводить.

– Все будет не так уж плохо. В конце концов, мы можем сказать, что их бой нам мешает.

– Сегодня же вечером и скажем! Я не знаю, может, такие особенные часы нужно заводить ночью. Так что скажи уже, наконец, как это: поднимаешься по лестнице, и там дверь в коридор. А потом…

– Потом идет прихожая, она у нас общая. А слева первая дверь – это наша кухня. То есть настоящей кухней ее не назовешь, конечно, – раньше это была просто мансарда, но там есть газовая плита…

– С двумя конфорками, – добавляет Ягненок грустно. – Как мне с этим справляться, ума не приложу. На двух конфорках ведь невозможно приготовить еду. У мамы их четыре.

– Но и с двумя вполне возможно.

– Ну, мальчик мой, послушай…

– У нас будет вполне простая пища, для этого хватит двух конфорок.

– Разумеется. Но ты же хочешь суп: первая кастрюля. А потом мясо: вторая кастрюля. И овощи: третья кастрюля. И картошка: четвертая кастрюля. Если я буду разогревать две кастрюли на двух конфорках, остальные две к тому времени остынут. Не так ли?!

– Да, – говорит он задумчиво. – Я тогда даже не знаю…

И вдруг, совершенно испугавшись:

– Но тогда тебе нужно купить четыре кастрюли!

– Да, нужно, – говорит она гордо. – И это еще не все. Мне нужна еще гусятница.

– О боже, а я купил только одну кастрюлю!

Ягненок непоколебима.

– Тогда нам придется купить еще три.

– Но это же не по средствам, снова придется использовать сбережения!

– Не беспокойся, мальчик мой, это не слишком большой удар по нашему бюджету. Что нужно, то нужно – а четыре кастрюли нам нужны.

– Я не думал, что так будет, – говорит он грустно. – Я думал, мы будем экономить, а теперь сразу начинаем тратить деньги.

– А если это необходимо?!

– Гусятница совершенно лишняя, – говорит он взволнованно. – Я никогда не ем тушеное. Никогда! Никогда! Из-за какого-то кусочка тушеного мяса покупать целую гусятницу! Никогда!

– А рулет? – спрашивает Ягненок. – А жаркое?

– Водопровода на кухне тоже нет, – говорит он в отчаянии. – За водой придется ходить на кухню к госпоже Шарренхёфер.

– О боже!

С одной стороны, брак выглядит чрезвычайно просто: двое женятся и заводят детей. Они живут вместе, стараются быть как можно добрее друг к другу и стремятся двигаться вперед. Товарищество, любовь, дружелюбие, еда, питье, сон, работа, домашние дела, воскресный выезд, иногда кино вечером. И все. Но с другой стороны, вся эта история распадается на тысячу отдельных проблем. Брак, в первоначальном смысле отходит на второй план, он подразумевается как предпосылка, но вот что же делать с гусятницей? И стоит ли ему сегодня вечером сказать госпоже Шарренхёфер, чтобы она убрала часы из комнаты? Вот в чем дело.

Они оба смутно об этом догадываются. Но сейчас им не до этих проблем: все гусятницы позабыты, поскольку они поняли, что остались одни в купе. Угрюмый мужчина куда-то недавно вышел. Они даже не заметили, когда он исчез. Гусятница и настенные часы позабыты, они обнимаются, наслаждаясь друг другом, поезд гудит. Время от времени они останавливаются, а затем целуются с новой силой, пока поезд не замедляет свой ход: Духеров.

– О боже, уже приехали! – говорят оба.

Пиннеберг секретничает, а Ягненок разгадывает загадки.

– Я заказал машину, – говорит Пиннеберг спешно, – дорога к нам была бы слишком долгой для тебя.

– Но зачем? Мы же хотели экономить! В прошлое воскресенье мы ведь два часа шли пешком!

– Но все твои вещи…

– Их мог бы принести какой-нибудь носильщик. Или кто-то из твоего магазина. У вас же есть стажеры…

– Нет, нет, мне это не нравится, это будет выглядеть как…

– Ну, хорошо, – покорно соглашается Ягненок, – как скажешь.

– И еще кое-что, – тараторит, пока поезд тормозит. – Мы не должны выглядеть как муж и жена. Мы будем делать вид, что просто знакомы.

– Но почему? – удивленно спрашивает Ягненок. – Мы ведь совершенно официально женаты!

– Знаешь, – объясняет он смущенно, – это из-за людей. Мы же не разослали приглашения, ничего не объявляли. И если они нас так увидят, они могут обидеться, правда?

– Я этого не понимаю, – недоумевает Ягненок. – Ты должен мне это еще раз объяснить. Почему люди могут обидеться на то, что мы женаты?

– Я тебе потом объясню. Не сейчас. Сейчас нам нужно… Ты возьмешь свой чемодан? Пожалуйста, веди себя немного отчужденно.

Ягненок больше ничего не говорит, а только смотрит на своего мужа с сомнением. Он проявляет совершенную вежливость, помогает своей жене выйти из вагона, смущенно улыбаясь:

– Итак, это главный вокзал Духерова. Здесь еще есть узкоколейка до Марксфельда. Пожалуйста, сюда.

По лестнице он спускается с платформы, однако он идет слишком быстро для заботливого мужа – даже для мужа, который заказал машину, чтобы его жене не было тяжело идти. Он держится впереди на два-три шага. Они выходят через боковую дверь, там уже ожидает такси с поднятым верхом.

Шофер говорит:

– Добрый день, господин Пиннеберг. Добрый день, милая леди.

Пиннеберг торопливо бормочет:

– Одну минуту, пожалуйста. Проходи, садись. Я тем временем позабочусь о багаже. – И уходит.

Ягненок стоит и смотрит на площадь вокзала с его маленькими двухэтажными домиками. Прямо напротив находится привокзальный отель.

– Здесь магазин Кляйнхольца? – спрашивает она шофера.

– Где работает господин Пиннеберг? Нет, милая леди, мы проедем мимо него позже. Это прямо на рыночной площади, рядом с ратушей.

– Слушайте, – говорит Ягненок. – Не можем ли мы опустить верх у машины? Сегодня такой прекрасный день.

– Извините, милая леди, – качает головой шофер. – Господин Пиннеберг заказал закрытую машину. Обычно в такую погоду я, конечно, езжу в открытой.

– Ну, хорошо, – неохотно соглашается Ягненок, – раз уж так сказал господин Пиннеберг. – И садится в машину.

Она наблюдает за тем, как Пиннеберг идет за носильщиком, который тащит чемодан, тюфяк и ящик на тележке. Вот уже пять минут, как она смотрит на своего мужа другими глазами, она замечает, что у него правая рука в кармане брюк. Обычно он так не делает – он вообще так никогда не делал. Но сейчас он почему-то прячет руку в кармане…

Затем они трогаются с места.

– Итак. – Он смущенно смеется. – Теперь ты увидишь весь Духеров целиком. Духеров – это на самом деле одна длинная улица.

– Ага, – отвечает она, – ты еще хотел объяснить мне, почему люди могут обидеться.

– Потом, все потом, – говорит он. – Сейчас не самое удачное время об этом