Испанская баллада - Лион Фейхтвангер

он каждый раз требовал, чтобы короткий путь из Галианы в кастильо Ибн Эзра она совершала в открытом паланкине. Случалось, встречные нагло ухмылялись ей в лицо, а кто-то мог даже заорать:

– Вот так бесовка, вот так ведьма!

Но Ракель отнюдь не напоминала посланницу ада. И на юного отрока она больше не походила – была в ней какая-то новая, умудренная, неотразимо влекущая красота, и люди это чувствовали. Голоса хулителей были редки, в большинстве же своем люди не удивлялись выбору короля: он прав, что взял себе в подруги эдакую раскрасавицу!

– Вот так красотка! – кричали они ей.

Им приятно было поглазеть на Ракель, и звали они ее теперь не иначе как Фермоза, Красавица, и с большим одушевлением распевали чувствительные, полные славословий романсы про нее и про любовь к ней короля Альфонсо.

Альфонсо не отказывал себе в удовольствии иногда сопроводить ее в город. Он ехал верхом рядом с ее паланкином, а из толпы раздавались восторженные выкрики: «Виват благородному королю Альфонсо!», «Виват Красавице!».

Эти выкрики ясно доказывали, что все ее считают барраганой, наложницей короля. Но Ракель нисколько не стыдилась.

Альфонсо все больше привыкал к существованию в Галиане. Он был глубоко убежден, что Господь не оставит его своей милостью и даже окольный путь, на который он ступил по воле Провидения, в конце концов выведет к праведной цели.

Он больше не видел ничего зазорного в том, чтобы заниматься в Галиане государственными делами. И его гранды в большинстве случаев почитали за особую королевскую милость, если он призывал их в Галиану. Случалось, впрочем, что кто-нибудь из приглашенных останавливался перед мезузой и рассматривал ее с недоумением. Тогда Альфонсо пояснял с улыбкой:

– Хороший амулет. Оберегает от дурного глаза и не дает обвести меня вокруг пальца.

Однако же кое-кто из баронов под разными надуманными предлогами отказывался приезжать в Галиану. Альфонсо отмечал в своей цепкой памяти их имена.

В деловито-любезном письме донья Леонор сообщила королю, что ее навестил дон Педро и она склонна думать, что наперекор всем препятствиям можно добиться союза с Арагоном, а значит, вскоре начать войну с неверными. Она бы и сама охотно явилась в Толедо и обсудила все эти дела с Альфонсо, однако болезнь инфанта Энрике не позволяет ей покинуть Бургос. А посему она просит Альфонсо без промедления приехать к ней.

Король сразу понял, что откладывать свидание с доньей Леонор дальше не получится. Однако утешал себя тем, что при обсуждении столь важных государственных обстоятельств личные недоразумения отойдут на второй план, стало быть, и встреча с Леонор не будет слишком тягостной.

Он сообщил дону Иегуде, что через два дня уезжает в Бургос.

В последнее время он часто виделся со своим эскривано – оба они ощущали, что связаны каким-то странным образом. Королю было не обойтись без сообразительного министра-еврея. Королю не терпелось начать свою войну, но он опасался опять наделать опрометчивых шагов, а потому внимательно выслушивал доводы еврея. Что касается Иегуды, он знал короля лучше, чем тот сам себя знал. Он понимал, что Альфонсо очень не хочется расставаться с Галианой, что в душе он даже рад тому, что Иегуда всеми силами препятствует союзу с Арагоном и выступлению в поход. С тех пор как ему, Иегуде, удалось добиться указа насчет франкских беженцев, он не сомневался, что отныне король у него в руках, и чрезвычайно гордился своей властью, своей способностью вдохнуть в этого варварского властителя жизнь и разум, как Бог в Адама.

Сообщение о предстоящем отъезде короля не было для Иегуды большой новостью. Через своего родича дона Иосифа он уже проведал о переговорах между королевой и Арагоном. Донья Леонор была умна, но Иегуда считал себя не глупее ее – он успел подготовить ответные ходы. И заявил дону Альфонсо, что сильно опасается, как бы ее величество королева не обманулась в своих расчетах, не упустила из виду многочисленные препятствия, стоящие на пути к союзу с Арагоном. Почему бы его величеству не взять с собой в Бургос благородного дона Манрике и его самого, дабы они по мере сил содействовали усилиям доньи Леонор?

Альфонсо пришел в замешательство. В сопровождении своих советников он, конечно, чувствовал бы себя увереннее. Да, он прибудет к бургосскому двору с фамильярес, с большой свитой, тогда и свидание с доньей Леонор не будет выглядеть как супружеское объяснение. К тому же любопытно будет сопоставить ее мнение с доводами королевских советников. Однако как отнесется Леонор к тому, что сопровождать Альфонсо будет отец его любовницы?

– Но как же мы оставим донью Ракель совсем одну? – неловко спросил он.

Такое проявление заботы обрадовало Иегуду – король сразу стал ему ближе. Доверительным тоном, однако с должным почтением он предложил, чтобы донья Ракель на время их отсутствия переселилась в кастильо Ибн Эзра. Премудрый Муса ибн Дауд будет для нее хорошим собеседником; да и достопочтенный дон Родриг иногда к ним заглянет.

Донья Леонор встретила короля так любезно и непринужденно, словно они только вчера расстались. Он обнял ее и поцеловал, все как положено. Поздоровался с детьми. Погладил по голове маленького инфанта с бледным личиком – в болезнь сына он сначала не поверил. Весело и ласково заговорил с принцессой Беренгарией, однако та держалась скованно: девочка явно знала о жизни отца в Галиане и осуждала его. В поведении принцессы появилась какая-то надменность и церемонность. Посещение дона Педро оживило ее надежды, хоть она и понимала, что, не имея прав на кастильскую корону, она едва ли станет королевой Арагона.

Донья Леонор приглашала в Бургос и дона Педро. Но молодой король не мог побороть свое давнее ожесточение против Альфонсо. Вместо того чтобы приехать самому, он прислал своего министра – дона Иосифа ибн Эзру.

Оба сановных мужа из рода Ибн Эзра встретились еще до коронного совета, который должен был состояться с участием доньи Леонор. Неприязнь дона Иосифа к кичливому родственнику только возросла за прошедшие месяцы. С негодованием и сожалением воспринял он весть о том, что дон Иегуда пожертвовал собственной дочерью, лишь бы подольститься к королю. Сам он, будучи человеком богобоязненным, милосердно предоставил небольшому числу франкских евреев доступ в Арагон; но массовое переселение их в Сфарад ему не нравилось по тем же причинам, что и дону Эфраиму. А то, что Иегуда воспользовался благосклонностью короля к своей дочери, дабы управлять судьбами страны и еврейского народа, казалось дону Иосифу отчаянно дерзкой, кощунственной игрой. И все-таки он разделял с Иегудой желание во что бы