Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

ручки своей прекрасной жене! Удачи!

Второй двор направо. Все здания здесь принадлежали Манделю. О боже, какой огромный универмаг – все те магазины, где Пиннеберг работал до сих пор, были меньше раз в десять, а может, и в сто. Он клянется себе трудиться, быть старательным, все вытерпеть, не возмущаться – ради Ягненочка, ради малыша!

Второй двор направо, на первом этаже: «Отдел кадров магазина Мандель». И еще один огромный плакат: «Заявки в настоящее время не принимаются». И третья табличка: «Входить без стука». Пиннеберг так и делает: входит без стука.

Барьер. За ним пять пишущих машинок. За пятью пишущими машинками пять девушек, помладше и постарше. Все пятеро поднимают головы и тут же снова опускают их и продолжают печатать, будто бы не заметили вошедшего. Пиннеберг стоит некоторое время и ждет. Затем он говорит одной в зеленой блузке, которая сидит ближе всего:

– Пожалуйста, фройляйн…

– Пожалуйста! – говорит девушка в зеленой блузке и смотрит на него с возмущением, как будто он предложил ей что-то неприличное здесь и сейчас…

– Я хотел бы поговорить с господином Леманом.

– Объявление снаружи!

– Что?

– Объявление снаружи!

– Я не понимаю, фройляйн.

Зеленая блузка возмущена:

– Прочитайте объявление снаружи. Прием сотрудников прекращен.

– Я прочитал. Но я записан к господину Леману. Господин Леман меня ждет.

Пиннеберг считает, что она действительно выглядит довольно мило и прилично, почему она разговаривает с ним таким тоном? Говорит ли она так со своим начальником или только с Пиннебергом, с маленьким человеком? Молодая дама смотрит на него сердито.

– Бланк! – говорит она. И совсем разгоряченно: – Бланк нужно заполнить!

Пиннеберг следует за ее взглядом. На столе в углу лежит пачка бланков, карандаш висит на цепочке.

«Господин/госпожа/…

хочет поговорить с господином/госпожой…

Цель обращения (указать точно)…»

Пиннеберг сначала пишет Пиннеберг, затем «Леманом», а когда доходит до цели визита, которую нужно точно указать, он колеблется. Он сомневается между «По записи» и «Прием на работу». Но оба варианта, вероятно, не подойдут строгой молодой даме, и поэтому он пишет «Яхман».

– Пожалуйста, фройляйн.

– Положите его сюда.

Бланк лежит перед прозрачным барьером, пишущие машинки стучат, Пиннеберг ждет.

Через некоторое время он мягко говорит:

– Фройляйн, я думаю, господин Леман ждет меня.

Никакого ответа.

– Фройляйн, прошу вас!

Девушка недовольно шипит, Пиннеберг думает про себя: змеи шипят так же.

«Если все работники здесь такие…» – думает Пиннеберг с тоской. И ждет дальше.

Через некоторое время в кабинет входит секретарша в серой униформе.

– Бланк! – говорит молодая девушка.

Секретарь берет бланк, читает его, смотрит на Пиннеберга и исчезает.

Нет, в этот раз Пиннебергу не приходится ждать слишком долго. Секретарь снова появляется и говорит вполне вежливо:

– Господин Леман ждет вас! – И проводит его через барьер, по коридору в следующую комнату.

Но и это еще не кабинет Лемана – это приемная. Здесь сидит пожилая дама, госпожа Земмлер, с желтоватым оттенком кожи.

«Это его личный секретарь», – содрогаясь, думает Пиннеберг. И дама говорит с жалобным, грустным выражением лица:

– Пожалуйста, садитесь. Господин Леман еще занят.

Пиннеберг садится. Приемная заставлена множеством шкафов для документов, роликовые жалюзи все подняты, папки лежат стопками – синие, желтые, зеленые, красные. У каждой папки свое название на корешке, и Пиннеберг читает названия: Фихте, затем Филхнер, потом Фишер.

«Это фамилии работников, – думает он. – Личные дела». Некоторые папки совсем тонкие, другие средней толщины, совсем толстых личных дел не было.

Пожилая дама с желтоватым оттенком кожи ходит туда-сюда. Она берет бланк, смотрит на него с тоской, вздыхает и пробивает его. Она берет дело и кладет бланк внутрь. Это увольнение или повышение зарплаты? Написано ли в письме, что госпожа Бир должна быть более дружелюбной к клиентам?

«Ах, возможно, – думает Пиннеберг, – эта старая дама уже завтра, уже сегодня днем должна будет завести и мое личное дело: Иоганнес Пиннеберг. Хотелось бы!»

Телефон звонит. Пожилая дама берет дело, кладет бланк внутрь, телефон снова звонит – она снова достает бланк, папку кладет в ящик, телефон все еще звонит. Дама поднимает трубку и говорит своим жалобным голосом:

– Отдел кадров. Да, господин Леман на месте. Кто хочет с ним поговорить? Директор Кусник? Да, пожалуйста, не могли бы вы попросить господина Кусника подойти к аппарату! Я соединю его с господином Леманом.

Небольшая пауза. Наклонившись вперед, дама прислушивается, словно пытается разглядеть собеседника на другом конце провода, легкий румянец окрашивает ее бледные щеки. Ее голос все еще звучит страдальчески, но в нем появляются резкие ноты:

– Мне очень жаль, фройляйн, я могу соединить с господином Леманом только тогда, когда директор будет у аппарата.

Пауза. Чуть-чуть резче:

– Вы можете соединить с директором Кусником только тогда, когда господин Леман будет у аппарата?

Пауза. С достоинством:

– Я могу соединить с господином Леманом только тогда, когда директор Кусник будет у аппарата. – Темп речи ускоряется, тон становится резче: – Простите, фройляйн, это же вы позвонили!

…

– Нет, фройляйн, у меня есть свои инструкции.

…

– Простите, фройляйн, у меня нет времени на это.

…

– Нет, фройляйн, сначала должен подойти господин Кусник.

…

– Пожалуйста, фройляйн, иначе я сейчас повешу трубку.

…

– Нет, фройляйн, я это слышала уже много раз, потом окажется, что ваш начальник говорит по другому аппарату. Господин Леман не может ждать.

…

Мягче:

– Да, фройляйн, я же вам сказала, что господин Леман здесь. Я сейчас вас соединю. – Пауза. Затем совершенно другой голос, страдальческий, мягкий: – Господин Кусник? Я соединяю с господином Леманом.

Щелчок переключателя, голос сладкий, как флейта:

– Господин Леман, директор Кусник у аппарата. Что, простите? – Она вся превратилась в слух.

Голос смертельно больного человека:

– Да, господин Леман. – Снова щелчок: – Господин директор Кусник? Я только что узнала, что господин Леман ушел на совещание. Нет, я не могу его позвать. Он сейчас не в кабинете. Нет, господин директор, я не говорила, что господин Леман здесь, ваша секретарша ошибается. Нет, я не могу сказать, когда господин Леман вернется. Пожалуйста, нет, я такого не говорила, ваша секретарша ошибается. Ну, хорошего дня.

Она вешает трубку. Лицо ее по-прежнему имело страдальческий вид, желтоватое, чуть тронутое румянцем. Кажется, этот небольшой спор ее взбодрил – теперь она с оживлением подшивала бумаги в личные дела.

«Кажется, ей такие перепалки по нраву, – думает Пиннеберг. – Ей, наверное, будет приятно, когда секретарша Кусника получит нагоняй. Главное, чтобы ее саму не трогали».

Телефон снова звонит. Дважды. Резко. Дело летит из рук на пол, секретарша хватает трубку.

– Да, пожалуйста, господин Леман? Да, конечно.