Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Камали Марьян

Вечером Зари принесла поднос и села на краешек кровати.

– У меня нет выбора, Ройя-джан. Мне пришлось приехать вместе с ними. Я не могла ни с кем их оставить. Джек работает до ночи, он не помощник.

Вот так будет всегда. Люди будут извиняться за присутствие своих детей, прятать от нее их радость, стесняться их счастья. Такова ее новая участь.

За эти две недели Зари не только навела чистоту и порядок в доме и наполнила холодильник, но и зашла в детскую. Сначала она спросила разрешения, и Ройя сумела лишь еле заметно пожать плечами. Зари бесстыдно упаковала в коробки одежду Мэриголд, сложила в мешки игрушки и отнесла все в церковь. У нее хватило наглости сообщить Ройе, что она оставила несколько вещиц на память, чтобы Ройя посмотрела на них, когда будет готова. Но она никогда не будет готова.

– Спасибо тебе, Зари, спасибо, – повторял без конца Уолтер. – Ты молодец. Какая ты молодец, что сделала это. Ты даже не представляешь, как мы благодарны тебе.

Сверхвежливый, мягкий Уолтер. К черту их обоих. К черту манеры Уолтера и усердие Зари. Как смысл возиться с одеждой ее дочки, мыть проклятые окна? Ройя лежала в постели и глядела в никуда. А в кресле-качалке, в котором она еще недавно кормила грудью Мэриголд, сидел Уолтер со своим проклятым пивом и молча качался вперед-назад.

Когда Зари пора было возвращаться в Калифорнию, Ройя не плакала. Или плакала? В те дни она плакала так много, что уже и не помнила про это. Когда ей казалось, что она выплакала последние слезы, всегда появлялись новые.

– Пока! – сказала Ройя.

Вот так, по-американски. Пока! Коротко и ясно. Привет! Может, что-то и есть в этих американизмах. Легкость. Небрежность. Все беды кажутся похожими на земляничный коктейль, а потом наступают хорошие времена.

– Я буду скучать по тебе, сестрица, – прошептала на фарси Зари, зарыдав на шее у сестры. – Я буду ужасно скучать. Ты пиши мне. Я позвоню тебе. Знаешь, я приеду к тебе еще, как только смогу.

– Пока! – снова сказала Ройя. – Спасибо! – Она не знала, сможет ли когда-нибудь открыть свою душу для благодарности и доброты, зато чувствовала, как вокруг нее нарастает ледяная корка.

– Мне так жалко. – От Зари пахло так же, как тогда, когда они девочками делили спальню в родительском доме. От нее пахло чаем, пахло домом. – Знаешь, ты всегда можешь…

– Ступай. Опоздаете.

Маленькая Лейла капризничала, Дариус спрятался за диваном. После уговоров и криков Зари подхватила детей и загнала их в ожидавшее на улице такси. Ройя помахала им. Уолтер попрощался еще утром, снова бесконечно долго благодарил Зари и извинялся, что не может отвезти ее в аэропорт Логан, потому что ему нужно приготовить ходатайство, а судья у них суровый.

Ройя стояла в дверях и глядела на снег, а такси увозило ее сестру и племянников. За ее спиной стоял чистый, аккуратный дом с набитым едой холодильником. А перед ней – ничего.

Ничего не поделаешь, нужно было возвращаться на работу. Снова обрабатывать ноги воском. Ни одного волоска нет, видишь, сестрица? Муж и жена постепенно обретали новое равновесие в своем горе. Поначалу они осторожно обходили друг друга, но это лишь поначалу. Жизнь, как говорится, продолжалась.

Зима закончилась, и в первый день весны Ройя не могла заставить себя праздновать персидский Новый год. Никакого Новруза. Что им обновлять? Какое праздновать возрождение? Времена года не помогли Мэриголд. Кто-то испортил такой хороший сценарий, вырвал страницы и сжег их в огне, уничтожил все намеки на смысл и порядок. Кто-то все искорежил. Поздравляю с весной!

В первый день весны Ройя вернулась из офиса немного раньше и приготовила чай. Уолтер работал допоздна, и Ройя старалась забыть, игнорировать персидский Новый год. Когда позвонили в дверь, она решила, что пришла миссис Майкл из дома напротив (она иногда приходила к ним с пирожками или кексами – особенно в последние месяцы после смерти Мэриголд). Но когда Ройя открыла дверь, она с удивлением увидела не миссис Майкл, а Патрицию. На золовке было темно-синее пальто с шестиугольными пуговицами; в руках она держала бумажную сумку. Синие замшевые лодочки на невысоком каблуке выглядели дорого.

– Можно мне войти? – спросила Патриция.

– Конечно. Пожалуйста. – Ройя отошла в сторону, пропуская Патрицию в прихожую. Конечно, Ройя не попросила золовку снять обувь. В первый раз, когда Уолтер сказал, что Ройя предпочитает, чтобы люди заходили в дом без обуви, Патриция смутилась и сказала, что она может походить и в чулках, потому что не очень тратится на обувь.

Ройя взяла у Патриции пальто и повесила его в шкаф, а потом отвела ее на кухню и вежливо предложила ей чаю.

– Было бы чудесно, спасибо, – сказала Патриция. Потом поставила сумку на стол и кашлянула. – Я ходила после работы в Маунт Оберн, – сообщила она.

Ройя застыла. Мэриголд похоронили на кладбище в Маунт Оберн.

– Там хорошие магазины, – продолжала Патриция. – Я принесла тебе кое-что. Несколько вещей.

Под взглядами Ройи Патриция вынула подарки из бумажной сумки и аккуратно составила их на кухонный столик. Там были маленький горшок с гиацинтами и пакет с яблоками. Шоколадные монеты в золотой фольге и пакетик сумаха. Бутылка уксуса и несколько зубчиков чеснока. Была даже упаковка сушеных плодов виргинской хурмы.

Все это были предметы, начинавшиеся на фарси с буквы «син», традиционные для персидского Нового года и для праздничного стола с семью хафт син. Прежде Ройя аккуратно раскладывала эти символические предметы каждый год, когда росла с Маман, Зари и Баба и надеялась когда-нибудь продолжить эту традицию с Мэриголд. Меньше всего она ожидала, что традицию поддержит Патриция.

– С Новым годом, Ройя, – ласково сказала золовка.

Комок величиной с Новую Англию вырос в горле Ройи. На лбу выступил пот. Ее захлестнула огромная волна благодарности, и ей захотелось согнуться пополам и заплакать.

– Спасибо тебе, Патриция, – прошептала она.

Патриция отвернулась, поправила гиацинт и немного сдвинула влево пакетик сумаха. Она не умела выражать свои чувства, насколько Ройя знала. Но когда она снова повернулась, Ройя увидела ее полные слез глаза.

– Мне так жалко, – проговорила Патриция.

Ройя не поняла, то ли золовка снова выражала соболезнование (в эти дни так много людей говорили ей, как им жалко Мэриголд, когда встречали Ройю), то ли она, может, извинялась за все сказанное ею в прошлом.

Ройя просто кивнула.

Патриция сунула руку в бумажную сумку и вынула еще один подарок – маленький мешочек, наполненный красными нитями, так хорошо знакомыми Ройе.

– Где же ты нашла шафран? – ахнула Ройя.

– О, я навела справки. У меня есть свои каналы. – Патриция подошла к ней и бережно сунула ей в руку мешочек шафрана. На минуту ее руки обняли Ройю. Потом она быстро выпрямилась и громко спросила: – Так! Где же обещанный чай?

Потом они сидели и пили чай. Поначалу их разговор протекал сдержанно, но постепенно они разговорились. Впервые после своего замужества Ройя даже посетовала на одержимость мужа местной командой «Ред Сокс» («Красные Носки»), и Патриция ее поддержала.

– Спасибо тебе, Патриция, – поблагодарила Ройя, когда золовка собралась уезжать. – Я так благодарна тебе. Ты даже не можешь себе представить.

– Не нужно меня благодарить. – Патриция вышла в прихожую и взяла пальто. У двери она остановилась в нерешительности. Потом сказала: – Пожалуй, все эти годы я была слишком суровой к тебе. Пожалуй. Но ты пойми, что Уолтер – мой единственный брат и я обожаю его. Я люблю его до безумия. Мама говорит, что я его избаловала. Я считала, что ни одна девушка не достойна моего брата, и все такое. Но… – Патриция покрутила пуговицу пальто и вскинула голову. – Знаешь, Ройя, мы потеряли Мэриголд. Но мы очень рады, что нашли тебя. – Она стремительно вышла из дома, сбежала по ступенькам и села в свою машину.

Ройя осталась стоять в дверях и только теперь разрыдалась.