Не слушай море - Мельцер Саша

Она вышла даже без плаща, в домашней светлой футболке и легких джинсах, порванных на одной коленке. На светлые волосы оседал мокрый снег и сразу таял, превращаясь в маленькие капельки.

– Проходите! Мы вас заждались, – улыбнулась она. И мне показалось, что ее улыбка озарила весь пасмурный Морельск.

– Еле вас нашли! – клацнув от холода зубами, пробормотала Крис и первой юркнула в калитку. Я за ней.

Алиса все с такой же очаровательной улыбкой закрыла за нами дверь. Кристина сразу убежала к дому, а я задержался на пару минут, чтобы рассмотреть территорию. Первое, что бросилось в глаза, – тяжелый замок на калитке, который, судя по напряжению в Алисиных руках, поддавался ей тяжело. Рядом с домом стояло еще одно строение, напоминавшее застекленную беседку, а около него – барбекю, накрытое полиэтиленом от дождя и снега.

Я не сомневался, что летом участок Эйдленов играл особыми красками. У забора возвышались шпалеры для вьющихся роз, недалеко от беседки в глубине участка я заметил пруд, обложенный камешками.

– А рыбы там живут? – рассмеялся я.

– Нет. – Алиса покачала головой. – Хотя, может быть, летом запустим. Но за ними ухаживать надо…

– Покажешь мне участок? У вас так красиво, мы в душной квартирке живем. А здесь – просторы.

Мне хотелось побыть с ней наедине. Я знал, что как только Алиса зайдет домой, то снова станет еле заметной тенью Мишеля, словно загораживавшего над ней солнце. Сейчас она белозубо и искренне улыбалась мне, стоя напротив, не в силах отказать. Она нервно оглянулась на входную дверь, которая давно захлопнулась за Крис, а потом слабо, но согласно кивнула.

– Тут у нас беседка. – Она еле коснулась моей замерзшей руки, но быстро отдернула пальцы. – Мы летом жарим здесь шашлыки и ужинаем… А вот здесь, на террасе, ставим лежаки. Но это нечасто случается, в Морельске теплых дней мало…

Она поежилась, и я понял, как сглупил: Алиса стояла в одной футболке под мокрым снегом. Быстро стянув с себя куртку, я накинул ей на плечи. Она натянула на себя куртку посильнее, почти утопая в ней: вещь висела на Алисе, будучи больше размера на три.

– Спасибо, – поблагодарила она. И от теплоты ее голоса, даже стоя в одной толстовке, я не чувствовал холода.

Алиса показала мне баню, я заглянул в пруд, а потом мы зашли в дом с другой стороны. Там дверь была совсем неприметная, выкрашенная серым под цвет задней стены строения, и я бы вообще никогда не заметил ее сам. Она плотно захлопывалась, а ключ торчал снаружи. За него-то Алиса и потянула, а замок сразу же поддался.

– Проходи.

Вместо прихожей мы оказались сразу в просторной кухне в серых тонах. По потолку в качестве декора шли деревянные балки, с них свисали светильники в виде больших ламп. Крис с Мишелем уже сидели за столом, и отделяла их лица друг от друга бутылка – пустая наполовину, а вино было разлито в четыре бокала.

– Ну, наконец-то! – Мишель подскочил, оставив бокал на столе, и крепко стиснул меня в дружеских объятиях. От неожиданности я неловко похлопал его по спине и отступил на шаг.

– Мы заболтались, – улыбнулся я, глядя на Алису, вешавшую мою куртку в платяной шкаф-купе в прихожей. – Классно у вас.

Дом был двухэтажный, а внутри вся отделка напоминала стиль лофт. Мне казалось, что все дома в Морельске отделаны подобным образом: минимум материалов, немного затрат, но зато максимум стиля. И только у отца в старой пятиэтажке – сплошной совдеп с обоями в цветочек, со старой разваливающейся кухней, с деревянным окном в гостиной и старой лакированной мебелью, у которой уже ножки шатаются.

В Москве я тоже жил так – почти как Эйдлены. Конечно, не в особняке, а в двухкомнатной квартире, но зато в пределах МКАДа. У Мишеля и Алисы посреди кухоньки с серо-черным гарнитуром располагался кухонный стол неровной овальной формы из обработанного темного дерева, вокруг него – такого же цвета стулья с высокими, резными спинками.

Мишель, как глава, сидел в торце стола. По правую руку разместилась Алиса, по левую – Кристина, и я плюхнулся рядом с Крис, неосторожно проехав деревянными ножками стула по полу. Мишель поморщился от раздавшегося скрипа.

– Аккуратнее.

Он первым поднял бокал, бесшумно приподнявшись.

– Выпьем за то, что мы больше не враги? И даже не соперники. – Он довольно, сыто улыбнулся. Бокалы зазвенели, Крис опустошила свой сразу до дна, откинувшись на спинку стула.

Судя по заставленному тарелками столу, нас ждали: здесь были и канапе с сыром и оливками, и тарталетки с малосольной рыбой, и мясная нарезка, и свежие овощи. Сверкнув улыбкой, Алиса сообщила, что в духовке еще запекается курица, и скоро по дому действительно разлился чесночно-мясной аромат. Я по большей части молчал, слушая Кристинину болтовню об автосервисе и машинах, затем – треп Мишеля про заграничные поездки и выступления на сцене известного театра. Алиса молчала, и я чувствовал схожее настроение: нам обоим было нечем похвастаться. Она даже сейчас сидела притихшая, поглядывая на Мишеля, будто по жестам пытаясь определить, в каком расположении духа он находится.

Он много пил, заливисто смеялся, обнажая идеально ровный ряд белых зубов с еле заметно торчащими клычками, а потом снова травил байки. К середине вечера, когда Алиса поставила на стол курицу с аппетитной корочкой, я тоже расслабился – то ли свою роль играло вино, то ли то, что я привык к Мишелю и Алисе. В домашних декорациях они казались куда уютнее, нежели в консерватории. Алиска в растянутой светлой футболке и с чуть растрепанными волосами выглядела мягко и непринужденно, мне показалось, что в теплом свете больших ламп на ее щеках даже играл румянец. Мишель сидел, подогнув под себя ногу, и из-под его рубашки, расстегнутой на несколько верхних пуговиц, торчала жемчужная нитка. Я даже удивился – он и дома ее не снимает?

Кристина болтала все больше, и от вина язык у нее совсем развязался, когда речь зашла про любимые музыкальные группы.

– Алиска, притащи патефон и пару пластинок «Скорпионс» из отцовского кабинета, – попросил Мишель, подливая Крис еще вина.

– Я помогу, проигрыватель тяжелый. – Я тут же поднялся следом за ней. Обернувшись на мгновение у выхода из гостиной, я заметил, что между лицами Крис и Мишеля оставалось всего пару сантиметров.

Мы вышли в темный коридор. Наверх вела кованая лестница с резными перилами и деревянными ступеньками. Алиса медленно, бесшумно пошла наверх, и я – за ней, не желая становиться свидетелем чужого поцелуя. На лестнице я смотрел под ноги, боясь споткнуться – света не было, окон тоже, а глаза после кухонных ламп долго привыкали к темноте. Боковым зрением я замечал картины в золоченых массивных багетах, развешанные по стенам.

«Наверняка копии, – решил я. – Но если копии, то, скорее всего, очень достойные».

Кабинет отца Эйдленов находился на третьем этаже, и дверь в его комнату Алиса отперла ключом – я слышал щелчок. Алиса на меня не смотрела, она прошла внутрь, в самую темноту, и зажгла свет. Я остановился у двери, когда лампочка вспыхнула, и тут же потер глаза от ослепивших меня бликов.

– А где ваш отец?

– Умер, – сухо произнесла Алиса, и я пожалел, что спросил.

В кабинете все покрылось пылью, а запах стоял плесневелый. Так пахнет старая бумага, впитавшая в себя пыль; так пахнут старые сухие тряпки, забытые в сарае. Мне тут же захотелось чихать, и я зажал нос ладонью. Кабинет напоминал замок, и здесь не хотелось издавать лишних звуков. Алиса копалась в старых пластинках, а мое внимание привлек стеклянный маленький шкафчик, неприметно стоявший в углу. Я подошел ближе, чувствуя необъяснимый трепет – через стекло перламутром переливались жемчужины. Их было столько, что можно открывать целый завод по производству таких же ниток, как та, что висела на шее Мишеля.

– Что тебе тут нужно?

Я вздрогнул от голоса за своей спиной.

– Пришел помочь тебе с патефоном…

– Я про шкаф. – Алиса кивнула. – Это отцовское. То, что осталось.

Ее глазки воровато бегали по всему кабинету, и я с легкостью мог бы поймать ее на лжи: мне казалось, Алиса вообще не умела врать. Даже сейчас румянец опалил ее бледные щеки.