Эхо черного леса - Владимир Павлович Беляев

— А ну, вставай!..

Березняк, пошатываясь, встал. Реброруб кивнул Стреляному, чтобы тот шел с ним. Стреляный снял с пирамиды автомат, зарядил его, подвесил к поясу гранаты и первым поднялся по лесенке. За ним подталкиваемый снизу кулаками Реброруба, кое-как цепляясь связанными руками за перекладины, полез Березняк.

— Ну, от одного квартиранта избавились! — с облегчением сказал Мономах.

— Как же они высмотрели бункер наш? — протянул Джура, когда крышка люка захлопнулась. — Казалось, никакая собака не обнаружит!

— А ты помнишь, когда летом сорок четвертого мы собирались яму рыть для него, Хмара хотел оттянуть бункер подальше от поточка, чтобы сыро не было. А тот инженер немецкий, что в чертежи все заглядывал, настоял, чтобы часть течения пустить под полом. «Канализация, — говорил, — удобство». Вот тебе и получилось «удобство». Уж лучше бы мы в бочках воду держали, как повсюду!

— Но соседей и с бочками понакрывали, — заметил Джура. — Пожалуй, одни мы теперь на целый Черный лес остались?

— То не твой интерес — одни или не одни! — оборвал его грубо Мономах. — И больше не болтай про такое, а то Хмара голову оторвет. Ему одному виднее, какие наши силы.

НОЧНЫЕ ВИЗИТЕРЫ

Темны бывают ночи в Карпатах. Внизу туманы застилают долины с узкими реками, и сдвинутые, будто по чьему-то приказу, горы ревниво берегут покой затянутых белесоватой поволокой длинных, непомерно длинных сел и маленьких городков. В то же самое время, находясь на верховинах, вы можете увидеть над собой ясный свод неба, усеянный звездами, услышать неподалеку блеяние овец в пастушьих отарах, резкие звуки трембиты и мерное журчание поточков,

В одну из таких ночей услышали Карпаты нарастающий гул чужого самолета. Прорвавшись с погашенными бортовыми огнями на небольшой высоте, междугорьем, сквозь линию радарных станций, сбросил он таинственный груз и немедленно убрался восвояси…

…Одна за другой с темного, усеянного звездами неба в том квадрате Черного леса, где был задержан во время прочески массива Ивасюта, медленно опускаются две фигуры на парашютах.

Ночные гости, столкнувшись с землей, быстро стягивают лямки парашютов, свертывают обмякшие купола и, отойдя в сторону, зарывают их в землю вместе с еще каким-то грузом под заметными отовсюду двумя дубами.

Потом они сворачивают от опушки леса на дорогу, прощаются с таким, казалось бы, уютным и безопасным Черным лесом, и старший годами, высокий, худощавый и нескладный, с асимметричным лицом, роняет:

— Ось, видишь, Дмитро… Там, дальше, дорога на Ворохту. Я ее узнаю. Спускались однажды здесь. А там, налево, тот крест. Пошли тихонечко…

Они шли по пыльной, еще не тронутой росой битой дороге. Прикарпатское село встретилось на их пути.

Крадучись, воровато, проходят они задворками села и слышат веселый девичий смех. Окраинная хата ярко освещена. Из ее маленьких окон вырывается свет нескольких керосиновых ламп. То ли свадьба там, то ли крестины, а быть может, попросту вечеринка. Во всяком случае, по какому-то сигналу, данному изнутри хаты, утихли все голоса и кто-то здтянул:

Де ти бродишь, моя доле?

Не докличусь я тебе…

Остановились в тени, под стеной, два ночных гостя. Не могут они приобщиться к веселью, царящему в гуцульской хате. Нельзя, никак нельзя им войти туда, потому что воры они на украинской земле, а не желанные ее гости.

— Смотри, по-нашему поют! — прошептал младший парашютист, по кличке Выдра. — И смеются как!

— Ладно, ладно, слюни не распускай, — сурово оборвал его высокий, сухопарый парашютист. — Еще не такие песни услышим, как вернемся до Мюнхену.

Они двигаются дальше, выходят в поле, приближаются к оврагу, где взяли Ивасюту, и, наконец, на фоне звездного неба возникает вдали перед ними покосившийся черный крест — частое место всех бандеровских явок и «мертвых», контактных, пунктов в те послевоенные годы.

Долговязый, по кличке Дыр, сказал молодому напарнику:

— Я уже бывал на таких встречах и все знаю. Пойду первым. В случае чего — даю голос и падаю, а ты стреляй, не бойся…

Он исчез в темноте, держа направление на крест и голосом подражая коростелю. Все ближе и ближе крест. От него отделяются и идут навстречу Дыру, похлопывая себя по голенищам прутьями, три человека. Разве могли предположить тогда закордонные курьеры, что вместо бандеровских связных на встречу выходил лейтенант Паначевный и его оперативники? Дыр остановился и приветствует их паролем:

— До Болехова далеко?

Вместо ответа встречные набрасываются на Дыра, и он успевает только хрипло крикнуть:

— Измена! Стреляй!..

Но тихой остается ночь в Карпатах, и от опушки леса отделяется Дмитро-Выдра с поднятыми кверху руками.

ВЫДРА СОЗНАЕТСЯ…

Первый допрос задержанного закордонного курьера по кличке Выдра вели вдвоем прибывший из центра подполковник Кравчук и коренастый сероглазый полковник Прудько. На небольшом столе лежали стопка бумаги и остро отточенные карандаши. Бандит сидел несколько поодаль.

Сверх всякого ожидания Выдра, не в пример многим другим пойманным бандитам, охотно сознавался во всем и был настолько откровенен, что его признания поначалу казались особой хитростью. А ведь бывало и такое: «гости» оттуда на случай провала заранее придумывали себе для допросов согласованную с иностранными разведками легенду с полным, чистосердечным раскаянием.

…Полковник встал и, подойдя к соседнему длинному столу, поднял новенький, вороненый американский автомат. Опытными движениями человека, умеющего владеть оружием любой иностранной системы, Прудько вынул диск и, наводя ствол автомата в потолок, проверил его работу.

Он положил, не глядя, автомат обратно на стол и, возвратившись к месту допроса, спросил:

— Так чего же вы не стреляли, а, Дмитро? Машина в полном порядке. И дружка подвели!

— Какой же он мне дружок? — с горечью сказал Дмитро, держа руки на коленях. — Разные пути у нас…

— Какие же разные? — вмешался Кравчук. — На чужом самолете прилетели, как воры, спустились, с американскими автоматами шли на нас.

— Но я же не стрелял. А мог, — глухо выдавил Выдра.

— Почему? — осторожно спросил полковник.

— Осточертело мне уже все. Мюнхен, чужие дома, жизнь на подачках. Затянули меня за границу как бы воевать за «самостийну Украину», а стал я у немецкого бауэра свинское дерьмо вывозить…

— Как же это так от свинского дерьма вы за американский автомат взялись? — спросил Кравчук, кивая на оружие, лежащее на столе.

— Ну, я не сразу на обучение пошел. Сперва меня хотели англичане в Малайю, завербовать. Завоевывать Украину из английских колоний. А наши хлопцы, что там побывали, сказали: «Не будь дурнем, Дмитро! Если тебя там, в джунглях, партизанская пуля не настигнет, то желтая лихорадка доконает». Ну, я отказался, а тогда руководители