Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

притопывая ногами, поводя плечами, уже увивается счастливая хозяйка дома. Энергичным движением Карачум вырывается в центр избы. Он размахивает крупными руками, хлопает ладонями по подметкам лаптей и так топает ногами, что гремит на столе посуда, гнутся половицы. Видно, Карачум совсем запамятовал, что за тонкой перегородкой спит юная виновница торжества. А хозяйка, такая же хмельная и беззаботная, распластав руки, как птица крылья, кружит вокруг отца Кируша, сладко припевает:

Дай, да поддай,

Подаюшку мне дай!

Карачум в упоении еще более ускоряет темп танца, еще сильнее топает ногами, он дышит часто и шумно, как загнанная лошадь, его широкое лицо багровеет и покрывается густой испариной. Но Карачум не сдается, он смахивает пот со лба рукавом красной рубахи и продолжает выплясывать.

Кируш в восторге от своего отца.

Но гости почему-то больше хвалят хозяйку:

— Молодец, молодец, сношенька. Видно, ты быстро разродилась Праски, коль так легко пляшешь, — замечает старуха, сидящая рядом с Марфой. — Помнишь, как ты долго лежала после Харьяс? Даже к гостям не могла выйти.

Подвыпивший бородач снова пристает к матери Кируша:

— Ну, Марфа, теперь наша очередь. Заткнем твоего старика за пояс. Вот увидишь. Лишь бы пол выдержал!

На этот раз она не заставляет себя долго упрашивать. Легко поднимается и выходит в круг. За ней подался было и Кируш, но его остановила мать Харьяс:

— Ты сиди, сиди. Вот яичко скушай, да расти быстрее, своим сыном тебя сделаю…

А Марфа, в белоснежном платье, в ярко расшитом переднике, подбоченясь, поплыла по кругу легко и грациозно, тонко позванивая монистами. Гости хлопают в ладоши в такт музыке. Ах, если бы через ее плечо еще был перекинут тевет — крупные монеты с изображением царицы Екатерины, — так красиво подпрыгивают и звенят они на груди, что без музыки можно танцевать. Но Марфа — дочь бедного крестьянина — и замуж вышла без этого дорогого украшения. Когда их с мужем приглашают в гости в чужую деревню, она, чтобы не уронить своего достоинства, берет тевет у какой-нибудь соседки. Но односельчане любят и уважают ее и без этого традиционного убора.

Кавалер ни на шаг не отстает от статной красивой Марфы. Лохматый, взъерошенный, в рубахе до колен без кушака, он кружит вокруг нее, как ястреб вокруг чайки. Ходуном ходят под его ногами половицы, сотрясаются стены, звенят оконные стекла… Последний круг они делают взявшись за руки, потом низко кланяются скрипачу.

— Рехмет, — тоже благодарит его хозяйка, кланяется танцорам и сажает Марфу на прежнее место, рядом с сыном.

Кируш вроде бы и не обрадовался возвращению матери. Очень уж ему хотелось взглянуть на Праски. Интересно, большая она или маленькая?

Чтобы никто не догадался о его хитрости, он шепнул матери на ухо, что хочет пить и направился в соседнюю комнату.

— Пиво пей, — остановила сына Марфа.

— Не, не хочу, оно кислое.

— Сладкого ему, сладкого, браги медовой, — засуетилась у стола хозяйка. Она зачерпнула маленьким расписным ковшиком браги и подала Кирушу. Делать было нечего, пришлось выпить. Гости пришли в восторг:

— Вот это молодец, настоящий мужчина!

Через несколько минут мальчик опьянел, — у него закружилась голова, потемнело в глазах.

Марфа взяла сына на руки и понесла домой. В сенях им встретились запоздавшие поп и дьячок в черных одеждах.

— Пожалуйста, батюшка, заходите. Заждались мы вас тут, — перекрестившись и поцеловав руку попа, притворно заворковала Марфа. — Без вас хуплу не начинали.

Кируш, сопевший на плече матери, поднял тяжелую голову, сердито проговорил:

— Зачем ты им наврала? Ведь хуплу давно съели! Вот помрешь, — попадешь за это в ад, а мы с папой пойдем в рай.

На следующий день Кируш сразу же после завтрака направился к соседям. Тут-то он и увидел, наконец, маленькую Праски. До чего же крошечная! Дядя Харитон правильно сказал, что она может уместиться в его лапте.

— Мама, а ведь я такой маленькой не была, правда? — поглядывая на Кируша, заметила Харьяс.

— Нет, нет, доченька, ты родилась сразу во всю зыбку, — ответила мать, едва сдерживая улыбку.

— Я тоже родился большим, — спохватывается Кируш. Пусть не думает Харьяс, что она обхитрила его при рождении.

— Ты, Кируш, как родился, так сразу с отцом поехал в лес за лыком для лаптей, — усмехаясь, заметил Харитон. Он вил у двери веревку и прислушивался к детской болтовне.

Кируш и верил и не верил, кто его знает, может и так…

— А я умею распрягать лошадь, — на всякий случай еще похвалился он. — Сначала нужно развязать поводья…

— Да неужели?! Вот молодец! И как это ты догадался! — продолжал подтрунивать над ним хозяин дома.

— Ступайте на улицу, поиграйте в «лошадку», — распорядилась мать Харьяс. — Там так тепло и хорошо, а вы в доме под ногами путаетесь…

— И я молодец? — умоляюще уставившись на отца, спросила Харьяс. Возможно ли прервать разговор при таком преимуществе для Кируша!

— И ты, и ты молодчина. Только побыстрее уходите. У матери и без вас полно забот.

По двору гордо расхаживает важный петух с ярко-красным гребнем. Когда он разгребает мусор, его разноцветные перья трепыхаются и переливаются всеми цветами радуги.

Найдя зернышко, он, как генерал, выигравший сражение, закидывает назад голову, колесом выпячивает грудь. И начинает кокотать радостно и призывно, созывая на пиршество кур. А те, совершенно забыв о своем курином достоинстве, вытянув шеи, несутся к нему со всех ног. Не отстают от прочих и куры Кируша. Дело в том, что у Чигитовых нет петуха и родители Харьяс разрешили их курам гулять со своими.

— У вас даже нет своего петуха, — упрекает Кируша Харьяс. — Да и кур только три. А у нас целых двенадцать.

— На будущий год, когда выведутся цыплята, у нас будет еще больше, чем у вас, — не сдается Кируш.

— На будущий год и наши куры выведут цыплят…

— А мой отец умеет плести лапти из девяти лык, а твой только из семи, — из всех сил отстаивает честь своей семьи Кируш. — Потом он еще умеет вставлять днище в кадушку.

— А мы в петров день зарежем барана, а вас не позовем есть баранью голову, — парировала девочка.

— Ну и не зовите, и не надо. Мы от того не помрем. За то в базарный день папка купит мне козьи рога (сладости). И я тебе не дам.

— Не давай… Козьи рога мне купит мой дядя. Он меня любит. — И тут Харьяс замечает, что их петух увивается вокруг рябой курочки Кируша. Вот он, распластав крылья, подмял ее под себя. Девочка приходит в ярость:

— Глупый петух, ты зачем заставляешь