Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский

Надя освободила середину стола, Ираида Васильевна поставила гусятницу и открыла крышку.

— О-о! Какая ты у нас молодец, мама!

Теперь Люда чмокнула Ираиду Васильевну.

Платон Алексеевич, поднявшись, принялся разрезать фаршированную яблоками утку — большую и румяную.

5

Дом, в котором жил Платон Алексеевич, был построен сразу после войны — снаружи выглядел тяжеловатым и скучным. С узкими окнами и редкими, словно случайно приклеенными, игрушечными балкончиками. Но квартиры в таких домах теперь ценились, именовались крупногабаритными и считались удобными, потому что в них были высокие потолки, большие комнаты и коридоры, просторные кухни и прихожие, а главное, отделенные от туалетов ванные.

Когда встали из-за стола, Ратников вышел на балкон. Следом всунулся туда и Платон Алексеевич — на балкончике сразу сделалось тесно, Ратникову показалось даже, что точеные пилястры не выдержат груза и перила рухнут вниз.

У Платона Алексеевича был нездоровый цвет лица, но на этом желтом отечном лице жили веселые темные глаза, а сам Платон Алексеевич, громкоголосый, шумный, производил всегда впечатление человека жизнерадостного и крепкого. А сейчас он молчал. Облокотясь на перила, глядел вниз.

Как раз сюда, к этому дому, стекалось несколько кривых старых улиц, и отсюда, от этого дома, начинался новый, широкий и прямой проспект. Проспект рассекал город надвое, асфальт с разбегу врезался в лес, переходил в бетонированное шоссе, и шоссе, такое же прямое и широкое, как проспект, стлалось до самой Москвы, и, обогнув Москву, убегало дальше на запад, и через Минск тянулось к Варшаве и Берлину, Брюсселю и Парижу.

С балкона был виден весь проспект. Теперь, к ночи, машины по шоссе шли к городу непрерывным потоком. Огни фар сливались вдали в сплошную мерцающую, пульсирующую реку, лишь у самого города огни отрывались парами от реки и уже самостоятельно вбегали в город. Летнее небо еще не погасло, чуть светилось на западе, там, где мерцало и пульсировало огнями шоссе; со сквера от тополей тянуло свежестью; слышен был по временам крик потревоженных грачей, шум машин, шаги редких прохожих; и хорошо было стоять здесь, на балконе, и вслушиваться, и вглядываться в ночной город.

— Что случилось? — спросил наконец Платон Алексеевич.

— Ничего, — сказал Ратников.

— Ты заболел?

Ратников помолчал.

— Я бы сказал.

— И я так думаю. Мне-то мог бы сказать.

«Конечно, — подумал Ратников. — А зачем?»

— Может быть, нужны хорошие врачи?

— Нет, не нужны.

Платону Алексеевичу по привычке надо было сейчас быстро подвигаться, сосредоточиваясь на ходу, но балкон был слишком мал, и Платон Алексеевич лишь покрутился на месте, постучал ладонями по перилам:

— Хорошо. Скажи мне тогда, почему не дослужил?

— После института всего год служат.

— Год. А ты и года не служил. Почему?

— Задание было… Нас демобилизовали немного раньше.

— Какое задание?

— Дядя, — сказал Ратников, — ну зачем тебе это?

— Что? Тайна военная? А знаешь, сколько мне этих тайн известно?! Что случилось?

Ратников понимал, что отпираться дальше нельзя, но и говорить не мог.

— Молчишь?!! Ну, как знаешь! — Платон Алексеевич потоптался еще, круто повернулся, и уже из комнаты послышался его резкий, раздраженный голос:

— Спать! Пора спать! Вставать рано!

Свет в комнате погас, и на балкон выбежали Надя с Людой. Они были разгорячены выпитым вином, спать им не хотелось, и они готовы были до утра шептаться, прыгать и вертеться. Рассказывали они о своем физмате, где им предстояло учиться последний год, дурачились, толкали с обеих сторон Ратникова и без умолку хохотали, пока на соседнем балконе не появилась смутная фигура сонного человека. Человек покашлял выразительно, девушки прыснули, прижались к Ратникову.

— Пойдем отсюда, — сказал он.

В комнате стоял полумрак, в углах было темно. Теснясь, они уселись на диване, где было постлано Ратникову.

— Ну, расскажи, расскажи о себе! — просила его то и дело Люда. — Что уж ты какой стал! Базы какие-нибудь строил? Подумаешь, тайна!

Ратников вдруг почувствовал, что его опять, как вчера, сморила внезапная усталость. Ему надо было лечь, закрыть глаза. И тут из спальни постучали в стену.

— Ой! Папка! — воскликнула Люда и спрыгнула с дивана.

Поднялась Надя.

— Мы совсем еще глупые. Правда? А ведь через год детей учить будем.

— Учителя! — торжественно произнесла Люда и закружилась по комнате в вальсе.

Девушки ушли, в квартире наступила полная тишина. Ратников разделся и, бросив одежду на пол, лег, закрыл глаза, но спать не мог. Долго лежал так. Вот он и вернулся к своим, увидел всех, порадовал… Конечно, он мог бы рассказать обо всем дяде. Мог бы…

Глава X

1

Переодевшись, они вышли из раздевалки и увидели, что вместе с лейтенантом их ждут люди в гражданском. Сержант выстроил их, скомандовал: «Смирно!»

Был среди гражданских и человек в дохе, инженер Котов, который все эти дни руководил работами.

— Вот что, ребята, — сказал он, — по трубе, которую мы с вами прокладывали, будет стекать смертоносная жидкость, хотя это и вода. Сколько ее скопилось за рубашкой, мы не знаем. Вода эта скапливается, а потом уходит. Сама. И не туда, куда хотелось бы… Это опасно. Я даже не могу вам сказать, насколько опасно; не могу сказать, сколько человек может пострадать от этого… Нас отделяет теперь от нее тонкий слой бетона — может, шесть сантиметров, может, два; отверстие надо пробить совсем маленькое — лишь бы вставить трубу. Но отверстие должно быть в самом низу, чтобы сток был полный. Если воды мало, с работой справится одна-две пары. А если вода хлынет, надо будет немедленно уйти. Немедленно! Вода стечет в трубы — их мы проложили, деваться ей некуда, — стечет, тогда и будем заканчивать работу. Будем часто, очень часто сменять одних другими. Что не ясно?

Кто-то ответил из строя:

— Ясно.

— Хорошо, — сказал лейтенант, — ясно так ясно. А работать пойдут добровольцы. Пойдут такие, кто осознает опасность дела, кто может четко, а главное, быстро выполнить работу — пробить отверстие, проверить, ниже ли оно донной поверхности, вставить трубу и — уйти. К тому, что уже сказал инженер, добавлю: вся работа по укладке труб проводится в самые сжатые сроки. Надо как можно быстрее залить бетоном тоннель и закрыть всю траншею.

— Правильно, — сказал инженер. — Мы были вынуждены пойти на такое. Пробить в бетоне тоннель — это… — Он замолчал, подыскивая для выражения своей мысли слова. Слов подходящих не нашел, проговорил в раздумье: — А спустить воду — это… — опять замолчал и неожиданно закончил: — Это должны сделать добровольцы.

— Ясно, — опять сказал кто-то весело. — Хвост надо держать крючком, уши торчком, а ноги…

— А ноги пятками назад, — выкрикнул другой голос.

В строю засмеялись.