Под стук копыт - Владимир Романович Козин

— Любит? Он свой живот любит. У тебя нет жены, Нур Айли?

— Нет.

— Ты никогда…

— Я никогда не любил женщин.

— Никогда не полюбишь?

— Кто полюбит меня?

— Женщины отворачиваются от тебя?

Нур Айли обернулся и пошел.

— Подожди, Нур Айли! Я не отворачиваюсь от тебя.

— Я думала, ты не мужчина.

— Глупая!

— Да. Я не смотрела еще ни на одного мужчину.

— Чего ты хочешь от меня?

— Сына!

Нур Айли вплотную подошел к Ай Биби.

— Ты сказала? Повтори!

Женщина опустила голову.

— Стыдно!

— Ты — девчонка!

— У меня душа болит.

— У многих болит.

— Да. У тебя добрые глаза. Ты хочешь иметь жену?

— У меня не будет жены.

— Будет!.

Ай Биби отступила за тандыр и, стоя боком к Нур Айли, лукавым голосом запела:

Длинная ночь, прохладные тени…

Милый, ляжем вместе, пусть страдают другие!

— Хорошая песня!

Ай Биби улыбнулась и вскочила на тандыр.

Я на тандыр встала, цветами стала играть, Закрыла милого своею тенью.

Нур Айли замер.

— Посмотри мне в глаза! Хорошо посмотри.

— Я смотрю на тебя, Нур Айли!

— Как смотришь на меня?

— Как на… милого!

Нур Айли снял Ай Биби с тандыра и охватил ее плечи. Ай Биби откачнулась и пальцами уперлась в его грудь.

Этой ночью придет ко мне мой милый, И она пролетит для нас, как сорок дней!

3

Задолго до рассвета Анна Джемал открыла сундуки и начала собирать шелк, серебро и халаты. Старуха проворно двигалась в привычной тесноте. Только снимая с деревянного крючка детскую люльку Додура, вдруг уронила ее и застыла.

Ночью прискакал из оазиса Кака-бай. Конь задыхался. Кака-бай сам привязал его и разбудил старую жену.

— Быть черным дням. Собирай ценности!

Скинул с плеч пропотевшие халаты, выпил русской водки и лег на кошму до первого света.

Женщины с утра стали печь хлеб. Верхоконный поехал к дальним стадам. Пастухам было приказано пасти овец у колодца. Удивленный Нур Айли подошел к тандыру, чтобы узнать новости.

Анна Джемал прозвенела мимо него с окаменелым лицом.

— Каждый день может быть днем несчастья. И каждый час! Все узнаешь в свое время, Нур Айли!

У тандыра в длинных лучах солнца сидела Ай Биби и отделывала пестрый ремень для Дик Аяка. Нур Айли увидел ее спину, согнутую, как ветка, и перевел дыхание.

— О чем жалеешь? — прошептала Ай Биби. Прошептав, взглянула на тренера снизу вверх мимолетно и лукаво.

— Хочу тебя увезти.

— Куда?

— Если б Аллаяр купил Дик Аяка!..

— Ну?

— Ушел бы в колхоз. С тобой!

Я боюсь колхоза. Лучше просто убежим!

— А Дик Аяк?

— Прекрасных коней много!

— Такого нет.

— Уходи!

Кака-бай возвращался из стада в белой рубахе, без халата. Он торопился и терял кауши. Увидев Анна Джемал, издали закричал:

— Все собрала?

— Все, все! Осталось в сундуки…

— Что случилось, Кака-бай, скажи, пожалуйста? — почтительно спросил Нур Айли.

— Я знаю? Ничего не знаю. Ума одного человека не хватит на все это. Ходжа Баба Ишан говорит — со света сживут. В пески надо уходить. Скажи пастухам, чтоб овец далеко не гнали!

К колодцу подходили стада. За солнечными буграми протяжно и призывно кричали пастухи:

— Э-э-геть! Э-геть!.. Э-э-э-ге-ге!

Додур мчался на вороном коне. Копыта звенели по такырам. По буграм струился за копытами песок. Конь уставал. Жидкий пот брызгал с брюха. Ноги слабели. Коня настигало несчастье.

Кака-бай первый услышал конский топот по такыру. Он побежал к бугру.

Из-за бугра с белой папахой под мышкой вылетел Додур и на ходу скатился с коня.

— Все кончено!.. Отец! Собирай стада!

— Постой! Не кричи. Что?.. Загнал коня! Говори спокойно.

Конь пошатнулся.

— Будут раскулачивать. Ничего не оставят. Пропали! Конь стал заваливаться и завалился. Кака-бай сел.

— Кто сказал?

— Ходжа Баба Ишан. У него родственник в аулсовете. Ты уехал. Было собрание. Читали список. Мы первые. Пузы Позы кричал…

Подошел Нур Айли. Посмотрел на издыхающего коня, потом на Додура. Быстро нагнулся, снял уздечку и отпустил коню подпруту. И так остался, согнувпшсь у ног ло-шадп.

— Что Пузы Позы? Что кричал?

— Пузы Позы кричал… „У Кака-бая, кричал, наша гордость стареет на аркане! Кака-бай от всех скрывает жеребца! Разве жеребец — молодая жена? Дик Аяк, производитель, Кака-баю забава! Он родился не для бая. Мы вырвем Дик Аяка — или позор!“

— Вырвать черный его язык! Довольно! Не надо мне Пузы Позы! Дальше говори.

— Пузы Позы… „У Кака-бая, кричал, шестнадцать батраков! Кака-бай — басмач!“

— Что?

— Басмач.

— Дальше!

— Аллаяр Сапар — уполномоченный. Он должен все отобрать. В колхоз. И овец, и верблюдов.

— А этих? — торопливо спросил Кака-бай, показывая на столпившмхся женщин.

— Не знаю. Их тоже!

Ак Сона вздрогнула, вытянулась, замерла и закричала воющим голосом. За ней заплакала жирная Наубад Гуль. Анна Джемал безмолвно разорвала на себе рубаху.

— Нас угонят в Сибирь! — воскликнул Додур.

Анна Джемал, томясь, прохрипела:

— О, хыдыр[6], помоги нам!

— Молчи! Не до святых! — крикнул, подымаясь, Кака-бай. — В пески бежать!

— Они найдут нас.

— Что решил Ходжа Баба?

— Ходжа Баба Ишан сказал: „На все воля аллаха!“ Сел у кибитки и закрылся руками. Ему некуда бежать.

— Надо и нам подумать.

— Некогда думать. Овец погонят в колхоз. Их всех, — рукой на женщин, — Пузы Позы потащит за косы. Сядут на Дик Аяка, на твое седло, взмахнут камчой…

— Яму вырыли. Конец жизни… Завтра хоронить будут… Ничего не оставлю! Никому! Скачи, Додур, к пастухам — пусть гонят овец через Большой такыр. Разбирайте кибитки! Нур Айли! Беги к верблюдчикам! Верблюдов сюда!

Кака-бай уходил в Афганистан.

Меж бугров рассыпались стада. Чуть звякали верблюжьи боталы. Спали женщины. На бугре дремал Кака-бай. На коленях его — винтовка. Тень Дик Аяка вытягивалась на песке. Возле конской тени неподвижно сидел Нур Айли.

Он не хотел бежать с Кака-баем.

Когда заголились ребра кибиток, заметались женщины с подушками и чувалами в руках, покатился казан, отброшенный торопливой ногой, и тысячи овечьих копытцев зашелестели по песку, Нур Айли понял, что пришло непоправимое. Он не побежал за верблюдчиками, он подошел к Дик Аяку, вытер коню запылившийся глаз — и ему отчетливо представилось, что Дик Аяка уже нет и он один стоит среди истоптанных песков, исчезли кибитки и нестройный шум бедствия, уплыла на верблюжьем горбу согнутая спина Ай Биби и не слышно человеческих звуков каравана. Все, чем жил Нур Айли, ушло за границу жизни… Так что же? Бежать с Кака-баем? Оставить родину? Могилу отца? Друзей? Кончить жизнь в чужих песках?

— Милый, собирайся! Возьми новый коврик на седло!

Ай Биби прошелестела мимо и бросила коврик