Сон о красных шарах - Леонид Семёнович Комаров

книжечку, перегнутую пополам, надвинул кепку на самый лоб, чтоб не мешало солнце, и принялся читать. А я начал малярничать.

Дело это не мудреное. В прошлом году, когда мы делали дома ремонт, мать велела мне выкрасить все табуретки, койки, стол и тумбочку. Краска — масляная, «слоновая кость». Занятие это, честно говоря, мне было не по нутру ни в тот раз, ни в этот, тем более, что мои дружки отправились купаться… Ну, прямо как у Тома Сойера!..

— Слушай, какого беса ты ввязался в это дело? — спросил Витька. — Кто он тебе, двоюродный дядя, что ты на него работаешь? Брось все и пойдем купаться.

— Неудобно.

— Ну, как хочешь, а я пошел.

Это было, конечно, предательством с его стороны.

После окраски второго щита я изрядно устал. Правая рука, в которой все время держал кисть, занемела от напряжения, а на среднем пальце я до крови стер кожу. Но меня ждал еще один щит.

Художник, не обращая на меня внимания, по-прежнему восседал на ящиках, принимая солнечные ванны, и читал свою книженцию. Меня это начало злить. Что он, в самом-то деле, думает, что я ему буду целый день ишачить, как лошадь?! Дудки!..

Я тяжело вздохнул, обмотал тряпкой палец. Мой «эксплуататор» беспечно читал. Временами он отрывал от книжки глаза, что-то нашептывал и строил дурацкие рожицы. «Уж не свихнулся ли он?» — подумал я. Жил в соседнем с нами бараке один шизофреник, так он точно так же лыбился и кривлялся.

Наконец, и третий щит был выкрашен и лежал у моих ног. Я стоял над ним, но не чувствовал себя победителем.

— Все! — сказал я и поставил банку с краской и кисть на ящик перед художником.

Он молча засунул свою книжечку в карман брюк, лежавших рядом, и подошел к щитам, чтобы оценить мою работу. Он поднял их на попа и прислонил к березам.

— Порядок! За свои труды будешь вознагражден. Ты, кажется, спрашивал про кино? Приходи на шестичасовой сеанс, проведу бесплатно. Будет «Небесный тихоход».

Это было как раз то, о чем я мечтал. Хотя эту картину я уже видел, но с удовольствием посмотрю еще раз. Тем более, что там играет Крючков.

— А вдвоем можно?

Я заботился о Витьке. А вообще-то его нужно было наказать.

— Можно и вдвоем, — сказал художник. И я окончательно убедился, что он совершенно нормальный человек, и даже неглупый, раз понимает, что мне надо. Но только немного странный чудак. В самом деле, чего это он рожицы строил? И что он там такое нашептывал себе под нос?.. А вообще-то он мировой парень.

— Если будешь всегда приходить и помогать мне, каждый день будешь смотреть кино.

Я попрощался и побежал искать Витьку. Мне не терпелось поделиться с ним радостным известием.

Назавтра моя мать, уходя на работу, велела мне принести керосину. Это было самое нудное поручение, потому что за керосином всегда выстраивалась очередь в три хвоста и там нужно было торчать почти целый день.

Утром ко мне пришел Витька и спросил, что я собираюсь делать.

— Ничего, — сказал я.

— Как, совсем ничего?

— Ничего хорошего.

Витька прищурился, глядя на меня.

— А что случилось?

— Дело пахнет керосином…

Витьке не терпелось опять сходить в кино на дармовщинку. Я тянул, наслаждаясь своим превосходством. Я не забыл, как он вчера без меня ушел купаться.

— Что ты финтишь?

— Очень мне нужно финтить, — говорю я.

— Не хочешь сказать, ну и не надо! Подумаешь!

Витька рассердился. Но я же не какой-нибудь там варвар, чтобы мучать его без конца.

— Кроме шуток, — говорю, — дело пахнет керосином.

Я стал хохотать над Витькой, а он еще больше рассердился.

— Что ты ржешь, как лошадь?! Я тебя серьезно спрашиваю.

— А я серьезно говорю, что мать велела мне принести керосину.

— А-а… — протянул Витька. — Так бы сразу и сказал… Ну, а к тому художнику мы пойдем сегодня?

— Пойдем, если ты поможешь мне.

— А что нужно делать?

— Пойти и занять очередь, пока я собираю всякую там посудину.

— Ладно, — согласился Витька. А вообще-то он тоже такой же «сачок», как и я — никогда домашней работой заниматься не хочет. Мать скажет ему: «Витя, принеси воды из кипятилки», а он всегда на свою сестренку, на Ольку, сваливает: «А че я все должен? Пусть она принесет». По-моему, все пацаны такие.

С керосином нам повезло — мы стояли в очереди чуть больше часа. К художнику пришли около двенадцати. Он опять был в одних трусах и, сидя на корточках, сколачивал из деревянных реек подрамник, вероятно, для лозунга, потому что рядом на траве лежал кусок красной материи.

— Здравствуйте, — сказали мы с Витькой почти в один голос.

— Мое почтение-с. Как поживаете-с?

Мы с Витькой переглянулись: опять он что-то «того».

— Что прикажете-с? — спросил он и проковылял перед нами подпрыгивающей походкой. — Не угодно ли помочь нам подрамничек натянуть-с? Пожалуйте-с. Втроем мы это провернем в два счета-с.

— А как вас зовут? — спросил Витька.

— Вообще-с — Федей, а в частности — Бальзаминовым.

Чудак он, этот художник. Пока мы натягивали холст на подрамник, он все болтал разные глупости и двигался как-то странно, боком и подпрыгивая. Мы с Витькой чуть со смеху не надорвались, так забавно он все выделывал.

— Он что, дурачок? — спросил меня Витька, когда мы возвращались домой.

— Да вроде нет.

На другой день мы снова пришли к избушке сторожихи, но нашего художника на месте не было. Мы потоптались возле сваленных ящиков. Старуха увидела нас в окно и вышла на улицу со своей неизменной палкой.

— Чего такое здеся шарите? — спросила она, подозрительно оглядывая нас.

— А мы ничего, — сказал Витька. — Нам бы товарища Бальзаминова увидеть.

— Какого это еще Бальзаминова? Здеся сроду таких что-ись не бывало.

— Да он художником еще работает, — вмешался я. — Афиши всякие пишет. Его Федей зовут.

— А, Федор. Должон скоро прийтить. А вам нашто его?

— Мы помогаем ему.

— Ну-ну. Ждите. Никак в кинобудке он.

Мы разыскали Федю. Когда я рассказал, что мы спрашивали Бальзаминова, он расхохотался.

— Ну, братцы, уморили. Ей-богу!.. Значит, пришли и спрашиваете, где товарищ Бальзаминов?.. Ха-ха-ха!.. Комедия!

Мы с Витькой только глазами хлопали…

— Вы когда-нибудь были в театре?

— Н-нет, — сказали мы с Витькой.

— Тогда вы многого не видели!.. Представьте себе большой зал, полно народу… Ярко освещенная сцена…

Федя воодушевленно объяснил нам, что такое театр, жестикулируя худыми голыми руками. В хлопчатобумажных брюках, заляпанных краской, и кепке, сдвинутой на затылок, он меньше всего был похож на настоящего артиста, как я себе его представлял: солидного, в шикарном кожаном пальто и обязательно в