Молния в черемухе - Станислав Васильевич Мелешин

Так она умереть может. Ай-ай! Присмотр нужен, сыновняя ласка нужна. Чарэма далеко, не знает, что мать родить должна, не приезжает домой…

Рука у жены горячая, а губы шепчут что-то. Если склониться к изголовью, то можно услышать, как Ильча зовет в бреду сына: «Чарэма! Чарэма!..»

Горит огонь в чувале, освещая медвежий ковер на полу. Сам медведя убил в тайге. Выстрел меткий был — наповал…

Вода в котле закипает… Это фельдшерица поставила воду кипятить. Соседки помогали, домой ушли. У каждого свои заботы.

Сидит Хантазеев около жены, думу думает. Скоро Акрынов — директор совхоза — приедет. На руднике он, к Селиванову поехал. Сказать ему, что оленей в туман сманил дикий вожак, да Хантазеев не растерялся, всех обратно привел. Радость будет. Акрынов руку пожмет. «Паче, рума! Здравствуй, друг!» — поприветствует, похвалит Хантазеева за то, что оленей спас, и скажет ему, что Чарэму видел на руднике…

Скажет Акрынов, что он у Селиванова в кабинете сидел, беседу с ним вел. Русский начальник — большой рума — друг, умный человек! Скажет Акрынов, что в оленеводческий поселок электричество проведут — свет в юртах будет! Ах, хорошо!

Все об этом узнают, весь пауль и все стойбище. Похвалят Акрынова. Рума Акрынов — умный хозяин, знает, о чем говорить с русским начальником. Все узнают о том, что и Чарэма будет свет проводить вместе с другими. Комсомольский начальник он. Приятно будет узнать Хантазееву об этом, Чарэма в почете у них! Глупого не пошлют на такое большое дело!

Жене сказать, какой Чарэма, наверно, известный человек стал, — не услышит Ильча: спит она.

И радостно, и печально Хантазееву. Только теперь Чарэма, наверно, совсем домой не вернется.

А разве здесь не нашлось бы для него дела! Сколько оленей кругом, сколько рыбы в озере! Жили бы одной семьей: мать с сыном и сын с отцом. Это русский бригадир Поликарп Белов сманил его вместе с другими молодыми манси. Поликарп — хитрый человек, хвалил работу на руднике, где большие деньги платят всем, кто работает.

Зачем Чарэме деньги? Он и так жил хорошо… А теперь одиноко семья живет, без сына тяжело. Болеет Ильча, ей присмотр нужен. Олени часто уходят в сторону, в туман. Трудно Хантазееву с новым плохим помощником Бахтиаром. Да и сам он чувствует, что подходит старость.

Денег прислал Чарэма. А зачем Хантазееву деньги? Разве сердце отца спокойнее станет?

Ах, сын мой, сын Чарэма! Зачем ты не послушал отца?! Разве плохо жили мы с тобой прежде?! Разве ты не стал опытным оленеводом?! Видно, изменили сына годы… И одному ему там легче забыть свою семью… Теперь он совсем не вернется…

Сидит Хантазеев около жены, думу думает, вслух говорит. Ильча повернула голову, глаза открыла, слушает.

— Больно тебе? — спрашивает Хантазеев жену и укрывает ее простыней.

— Чарэма приедет, приедет… — шепчет Ильча и закрывает глаза.

Хантазеев гладит ее горячую руку:

— Сейчас фельдшер придет, за лекарством ушла. Послушай песню и усни спокойно:

Всю жизнь с тобой рядом живем. Весна пришла. Солнце тьму разгоняет. Придет весна и в нашу юрту. Сердце тебя согреет. Ты будешь здоровой, если родишь мне сына. Скажут люди: молодец Ильча. Какой сын хороший. Охотником станет. Мы долго-долго жить будем. Всей семьей, трое. Счастливое время настанет. В такое время умирать не время…

Ильча не спит, слушает, в глазах улыбка светится. Легче на сердце ей стало от песни мужа.

        …Второй сын будет лучше Чарэмы.

        Мать и отца крепко любить станет.

        Я передам ему почет и славу.

        Пусть будет он, как я, оленеводом.

И все люди скажут: «Хорошо, хорошо».

Ну, а Чарэму пусть научат годы.

Мужчина взрослый — пусть живет, как знает.

Ильча вздохнула тяжело-тяжело, простонала. Видно, сердце матери не согласно с песней, другую песню надо, чтобы сон пришел.

        Мой Север. Мои Урал.

        Кругом сосна, и камень, и снега.

        Тайга ушла далеко — к океану,

        Туда, где льды, вода,

        И злой дух — ветер!

        День иди, ночь иди

        По дороге.

        День спи, ночь спи

        Без тревоги.

И не верь тому, кто умирать захочет.

А зачем умирать Ильче и Хантазееву?!

Манси-старики живут долго-долго.

Сами оленя поймали. Сами юрту поставили.

Сами огонь развели. Сами жить начали.

Хорошо тому жить, кто молод душой,

        У кого жена ребенка носит.

        Спи спокойно.

Уснула Ильча. Хантазеев встал, поел исмита, выпил чая, закусывая лепешками, и сел у чувала, чтоб почистить карабин.

Молча вошли соседки, скрестив руки на груди, посмотрели на Ильчу, грустно покачали головой. Жену Бахтиара, тонкую маленькую женщину, взяла за руку высокая костлявая старуха Анямова и, отдавая на ходу приказания, повела ее к столу убрать и вымыть посуду.

Сама налила из котла в эмалированный таз горячей воды и, подойдя к Хантазееву, молча взяла у него из рук карабин и повесила на стену.

— Эква-вельдшер там! — кивнула на дверь. — Встречать иди.

Хантазеев, повинуясь, поднялся и вышел из юрты.

Вскоре он вошел с фельдшером-акушеркой Язевой, встревоженный и чем-то недовольный. Язева сделала знак — говорить тише, и они сели у стола. Притихли и старуха Анямова с женой Бахтиара.

— Пойми, Хантазеев… — шептала Язева, — у Ильчи предродовая болезнь, и тут уж я ничего не могу поделать. Врач нужен: роды наступят через несколько дней.

Услышав слово «врач», всплеснули руками и зашептались между собой соседки.

Хантазеев испуганно забормотал, как-то сразу обмяк, опустил руки, задумался, а потом, когда Язева сказала ему, что надо ехать на рудник за врачом, он тяжело поднялся и замахал руками, протестуя:

— Пусть рожает так! Врач долго лечить будет. Я уеду — Ильча без меня останется. Ай-яй-яй!

— Без врача она не родит ни сына, ни дочь, — схитрила Язева и порадовалась тому, что ее слова все-таки подействовали на Хантазеева.

Он совсем растерялся, поднял руки, заморгал, произнес:

— Помрет, да? Разве врача надо, чтоб родить? Помрет, да?

Язева подала ему малицу, малахай и рукавицы, строго поглядела на него:

— Слушай, когда говорят! Собирайся!

Простонала Ильча, повернулась к спорящим, и, когда Язева что-то сказала ей на ухо, Хантазеев увидел, как Ильча закивала головой:

— Да-да! Поезжай за врачом… Поезжай! Чарэму увидишь…

Старуха Анямова легонько ткнула локтем в бок жену Бахтиара:

— Зови Бахтиара. В дорогу собирать соседа нужно.

Когда прибежал, запыхавшись, Бахтиар, облепленный с ног до головы снегом, Хантазеев, уже одетый, прощался с