Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Его место, у самого окна, занял Кируш. Теперь ему был хорошо виден красный угол. Как там все выглядело солидно и благопристойно! Точь-в-точь, как на всех «сухих» свадьбах. За столом, полным всяких яств, осенним расфуфыренным петушком сидит Пухвир: пестрая ситцевая рубаха, синий кушак, в правой руке — саламат (нагайка) — символ мужского господства. Левой рукой он то и дело приглаживает свои рыжие, жесткие, как щетина, волосы. Держится Пухвир важно и даже надменно.

Вот он шепнул что-то Чалдуну, сидящему рядом. Тот, отвечая, расстегнул черную суконную поддевку русского покроя — пусть все видят, какая на нем красивая вышитая рубашка — наклонил к жениху свое грубое лицо с большим горбатым носом. Точь-в-точь старая нахохлившаяся хищная птица! Но когда серые выпуклые глаза Чалдуна обращались в противоположный угол, где за плясавшими девушками и женщинами то показывалось, то вновь исчезало белое покрывало невесты, — они становились масляными и умиленными.

Кируш долго не мог оторвать взгляда от Харьяс. Он-то лучше всех знал, что ее горькое рыдание вовсе не было данью традиционному обычаю.

На что-то, видно, решившись, он вытер мокрые глаза рукавом домотканой рубахи и направился в сторону крыльца, так же облепленного любопытствующими. Быстро поднявшись по ступенькам, прошел в сени, уверенно отворил дверь и оказался в полной чада и испарений, набитой людьми горнице. Протиснувшись вперед, встал около самого хозяина мельницы, притворно улыбаясь и беззаботно подбоченясь, как и полагается независимому холостому парню.

— А, наш молодец Кируш! Что так поздно пришел? — радушно обратился к нему Иван Иванович и начал наливать в чайный стакан из своей бутыли.

— Кируш пришел, Кируш! — зашумели вокруг. — Сосед Харьяс, дружок невесты. О, как бы он не заломил за нее слишком большой калым. Напоить, напоить его надо как следует, чтобы сразу свалился с ног.

— А ну, Кируш, давай-ка с тобой попляшем в честь дорогих гостей. Музыка, играй! — крикнул из толпы Тилек и, вынырнув на середину комнаты, завертелся на месте, как вьюн.

Кируш принял из рук Долбова стакан, отпил из него один глоток, поморщился и, вернув самогон, пошел плясать. Он то приседал, то подпрыгивал, то хлопал в ладоши, во всем повторяя окончательно захмелевшего Тилека.

— Молодец, ай молодец! А ну еще покажи удаль джигитскую! — пьяно загудели гости, когда танцоры остановились.

Расталкивая окружающих, Тилек кинулся к хозяину дома за «подкреплением», Кируш пробрался к Харьяс. Она сидела под покрывалом тихо, неподвижно, словно котенок, загнанный в угол собаками.

— Моя милая ровесница, девушка-раскрасавица, что молчишь, почему не споешь мне прощальную песню? Аль в обиде за что-нибудь на меня? — нарочито весело, как и положено в подобных случаях, обратился Кируш к невесте.

Скрипач тотчас запиликал мотив народной песни «Плач невесты».

— Соседушка счастливая, на вот тебе копейку, чтобы поминала меня добром, — все так же громко и беззаботно продолжал Кируш. Но склонившись к бледному лицу за складками покрывала, тихо, скороговоркой прошептал: «Я ничего не знал. Только сейчас услышал»…

— Где Тодор? Жив ли он? Не знаю, что со мной будет! — в ответ сквозь слезы пролепетала Харьяс и, покачиваясь, как былинка на ветру, встала, грустно запела.

Пропев несколько куплетов, девушка низко-низко поклонилась Кирушу и застыла, плотно закутавшись в покрывало.

— Эх, сверстница счастливая, вместе росли, вместе горе горевали, на тебе три копейки, спой для меня еще раз, — крикнул Кируш и, наклоняясь, тихо сообщил: — Христов, наверное, ушел по Алатырской дороге, тут недалеко должны быть отряды красных. Сейчас я побегу следом. Мы спасем тебя, Харьяс, только подольше пой, тяни свадьбу.

И Харьяс, взбодренная надеждой, снова затянула «плач невесты». Несмотря на молодость, она знала более тысячи куплетов этой древней, передававшейся из поколения в поколение, песни. Каждое четверостишье девушка заканчивала ласковым обращением к Кирушу.

— Видите, как добрый соседушка поднял настроение невесты! — лукаво подмигивая, сказал Прагусь и обнял Кируша за плечи. — Давай-ка еще попляшем. Свадьба есть свадьба. Она не каждый день бывает.

Кируш вырвался из цепких рук совсем осоловевшего Прагуся и, лавируя между пьяными, исходившими потом людьми, выбрался на волю.

Светало. На восточной половине неба погасли звезды. Прохладный предрассветный ветерок низко стлался по высокой, мокрой от ночной росы траве.

Рубашка, влажная от пота, тотчас остыла на ветру и сделалась такой холодной, как будто ее намочили в проруби.

В глубине двора кукарекали петухи, мычали коровы, фыркали кони… Пахло сеном, потом, навозом и молоком.

В такой ранний час женщины уже поднимаются с постели, чтобы заняться делами. Должно быть, и мать Кируша встала и в ожидании сына готовит завтрак. Сегодня они собирались молотить овес. Но сейчас разве до того.

Обойдя мельницу, Кируш прямо через вспаханное под озимь поле направился к лесу.

Тодор Христов рассказывал ему, что там он встречался с красными. Только к ним мог пойти болгарин. Возможно, что тот уже ведет их на хутор, чтобы вызволить Харьяс. Ах, если бы у Кируша в самом деле была сила и власть Атая — сказочного героя чувашей. С каким наслаждением он вырвал бы сам из грязных лап Чалдуна и Пухвира красавицу соседку. Но, видно, бедному человеку только во сне дано почувствовать себя всемогущим исполином. Ну что ж, пусть будет так, но Кируш все равно рано или поздно спасет Харьяс, вызволит ее из кулацкой неволи!

2

Тодор Христов, покачиваясь, шел по большаку. Время от времени он сплевывал солоноватую от крови слюну, поглаживал левую руку. Она опухла и висела, как чужая.

Пройдя с версту, Христов почувствовал сильнейшую усталость и присел на придорожный пень. У него кружилась голова, ныло все тело, перед глазами стоял туман. Мрачные мысли теснились в голове. Что теперь делать? Куда деваться? Он долго жил в тихой чувашской деревне Элькасы, полюбил там девушку, но эта любовь чуть не стоила ему жизни. О том, чтобы вернуться туда, где он не сможет больше увидеться с Харьяс, не могло быть и речи. Уехать на родину, в Болгарию, он также не может: там ждут его суд и тюрьма. Да и не просто туда добраться в такое смутное и тревожное время.

Податься в какой-нибудь город России? Как бы не попасть в лапы белых. Сейчас ведь не знаешь, где чья власть и сколько она продержится. Даже здесь, в Чувашии, одни селения в руках красных, в других — хозяйничают колчаковцы.

Как-то месяца два назад Христов ездил в лес за сеном. Там, невдалеке от пасеки, ему встретилась красноармейская разведка. Христова задержали. Он рассказал бойцам, что попал в Россию как военнопленный, что живет в работниках у элькасинского