Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

Подумаешь, горе какое! Что, на ней свет клином сошелся? Нет! Да и не стоит из-за этого переживать. Ну… была. Ну, нет теперь. И все! Обидно, конечно… Чего она испугалась? Постеснялась, побрезговала дружить с рабочим? Пусть катится ко всем чертям!..

Утром мать ни словом не обмолвилась о вчерашнем, будто ничего и не произошло. Только Женька как-то по-новому — пугливо и украдкой — поглядывал на меня, и это огорчало больше всего.

Ангина

«21 марта 1950 года.

Настроение скверное. Лежу в постели с высокой температурой. Третьего дня приходила врач, признала ангину, назначила постельный режим. Одиноко. Мать на работе. Женька в школе. До мельчайших подробностей изучил стены комнаты, трафарет, прочитал толстую книгу. Надоело! Хочется встать, пойти на улицу, на завод — куда угодно. А нельзя. Даже дома ходить нельзя. Врач сказала, что с ангиной шутить опасно, могут быть серьезные осложнения. А осложнений, конечно, я никаких не хочу. Вот и лежу, как чурбан.

Думы неприятные. На душе тоскливо. А почему? Потому что тебя, друг ситный, не любят? Тебя отвергли. Да… Попробуй забыть обо всем, плюнуть на это дело и влюбиться в другую. Что? Не можешь? Самолюбие? Как это так — тебе предпочли другого! Эх и дурень! А скажи: что, собственно, тебя привлекло в ней?

В самом деле, почему я в нее влюбился?.. А кто ее знает. Влюбился и все. Понравилась. А я ей нравился? Сначала вроде нравился, а теперь нет…

Тоскливо. Хоть бы Женька скорей вернулся.

Бывает же так: встретил девушку. Вспыхнуло у тебя настоящее чувство. Но оно отвергнуто, это святое чувство. А ведь ты для нее готов был сделать все на свете, назвать своим первым и лучшим другом, хотел делить радости и печали. Однако девушке ты не нужен, и тогда сердце болит от тоски, нет сил от нее избавиться. Мысли лезут в голову мрачные, собственная рабочая гордость кажется глупой и ненужной. А может, и нет никакой рабочей гордости? Может, я ее выдумал?

Дело не только в Лене. После попойки одолевает мучительный вопрос: что в жизни главное? Деньги? Нет! Костя прав, я с ним согласен: деньги — это ерунда. Но жить, как он, мне не хочется. Неужели жизнь рабочего парня должна втискиваться в эти рамки: отработать восемь часов, выполнить сменное задание, а возвратясь домой, коротать досуг за игрой в домино, карты или за бутылкой вина? Это же невероятная скука! Может, я зря устроился на завод? Не зря, мне так нравится. Радостно, когда что-нибудь сделаешь своими руками. Но почему так шарахаются некоторые от замасленной спецовки?.. Костя Бычков не собирается бросать «черную работенку». Она тоже меня притягивает. А Кольку Галочкина, по-моему, никуда не притягивает.

Галочкин не заходит больше двух недель. Недавно я сам забежал к Кольке. Его не было дома, а может и был — не знаю. Дверь отворила мать, сердитой скороговоркой выпалила:

— Нет его. Ты к нему не ходи. У Коли скоро экзамены, готовиться нужно. А ты работаешь, отвлекать его будешь, — и она закрыла дверь. Я был ошеломлен, будто бросили в меня камень. Видно, Колькина мать боялась, что я буду сманивать его на завод.

Вскоре после этого я встретил Галочкина. Он садился в трамвай. Я крикнул:

— Чего не заходишь?

— Понимаешь, некогда. Загружен.

Мама однажды спросила:

— Что это ты какой-то пасмурный стал? Случилось что?

— Нет… Так…

Она внимательно посмотрела на меня.

— А почему это Галочкин перестал ходить? Чего молчишь? От матери не скрывай. Я вижу. Ходишь сам не свой, вареный какой-то. Поссорились с Николаем, что ли?

— Нет. Его мать не велела ходить. Рабочий я…

Мама помолчала, потом ласково сказала:

— Что с того, что рабочий? Мы с отцом тоже рабочими были. Это ничего, что руки да лицо грязные бывают, была бы совесть чиста».

* * *

…Возвратился из школы Женька, присел на кровать. Щеки горят завидным румянцем, глазенки сверкают, мордашка так и дышит довольством. Мне сразу стало легче, точно свежим воздухом пахнуло.

Женька вытащил из сумки два большущих краснобоких яблока.

— Тебе.

— Спасибо! Одно твое.

— Нет! Я уже ел.

— Ну, а дела как?

— Хорошо! Трояшек нет!

— Из наших ребят кого-нибудь видел?

— Колю Галочкина.

— И что?

— Передай, говорит, салют.

— Да?.. Ну, ладно…

Вскоре с работы пришла мать, принесла свежего хлеба с похрустывающей корочкой и банку моих любимых кабачков, нарезанных кружочками. Впервые за последние три дня я пообедал с аппетитом. Мать осталась очень довольна и сказала:

— Теперь на поправку пойдешь!

Я снова лег в постель. От слабости бросило в сон. Снилось что-то очень хорошее, только не мог припомнить что именно. От давешнего тоскливого настроения не осталось и следа. Значит, те мрачные мысли просто от одиночества. Когда рядом люди, тогда хорошо.

Вечером заходил Саша Ковалев. С неизменной своей круглой улыбкой. Познакомился с матерью и Женькой, повернулся ко мне:

— Ты чего захандрил? Не годится! Ну, здравствуй! Как чувствуешь? Неважно? Ничего, поправишься.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила мама. — Я давно собиралась к вам в цех зайти, поразузнать, как мой Сережа трудится, да времени не выберу. Забот, знаете, полон рот.

Я умоляюще посмотрел на мать.

— А что? Может, ведешь себя не так?

— Что вы! — улыбнулся Ковалев. — Сергей работает хорошо. Скоро у нас откроются курсы повышения квалификации. Его обязательно пошлем, пусть разряд повышает.

— Спасибо.

— Я, право, тут ни при чем. Он сам молодец.

— Что нового? — спросил я Сашу.

— Да нового-то как будто ничего такого нет. Ребята привет передавали. Сушков сегодня приходил проситься обратно на участок. Дал слово, что исправится. Решили принять.

Ковалев просидел около часу, разговаривал со мной, с мамой. Она высказывала ему свое беспокойство по поводу того, что я не учусь и что она очень хотела бы, чтобы мы с Женькой стали образованными людьми. Ковалев понимающе кивал головой.

Когда он ушел, мать сказала:

— По-моему, твой мастер душевный человек.

— Да, — согласился я. — У нас его уважают.

Обыкновенный парень

Однажды, — было это в середине сентября, — Костя Бычков не вышел на работу. В конце смены Ковалев попросил меня зайти к нему и узнать, что случилось.

Я застал его в общежитии. Костя сидел за столом один, подперев голову руками и глубоко задумавшись. Он даже не обернулся, когда я поздоровался. Костя был чем-то взволнован.

— Ты болен? — спросил я.

Костя не ответил и не пошевелился.

— Что ж случилось? — тронул я его за плечо.

— В армию забирают…

— В армию?! Расскажи толком.

— Чего рассказывать? Вчера получил повестку. Был в военкомате, прошел комиссию. Через