Молния в черемухе - Станислав Васильевич Мелешин

— Сегодня Наталью Поликарповну в партию принимаем.

Поликарп встал, обдумывая разговор, смахнул просыпанный на стол пепел себе в ладонь.

— Да… Она мне говорила. Не подведет! — Пожал руку Селиванову: — Спасибо, директор! Иду я.

«Селиванов-то знает, что к чему! Директор-то — орел, ни дать, ни взять! Мужчина дельный! Хорошим зятем будет».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Хантазеев прибыл на рудник в полдень. В поселке было тихо. Только ветер кружил снег между домами и поднимал метельную кутерьму у подножия горы. Остановив взмыленных оленей около крайней избы, Хантазеев спрыгнул с нарт, постоял немного, пока олени не отдохнули, и отправился разыскивать «большого руму» Поликарпа Белова.

Встречные, у которых он спрашивал о нем, разводили руками и, переспросив: «кто это такой», отвечали: «не знаем», «не слышали», «не знакомы».

«Видно, он не такой уж большой рума для всех, раз о нем не знают», — подумал Хантазеев и больше о Поликарпе уже никого не спрашивал и шел просто так, прямо, с надеждой встретить его на улицах. С Чарэмой Хантазееву не хотелось встречаться. Это легче всего — зайти к начальникам рудника и спросить, как найти Чарэму. Чарэма — один сын у Хантазеева, и его-то все должны знать. Пусть Чарэма сам придет к отцу; год дома не был.

Поликарп на улице ему не встретился. Снег ложился под ноги, мягкий и чистый, ветер обдавал лицо холодом. Олени, наклонив головы, тихо посапывая, брели за хозяином.

На сердце у Хантазеева было тоскливо оттого, что он никого не знает на руднике, кроме Поликарпа и сына. Одного нужно найти, а к другому не позволяли прийти отцовская гордость и великий гнев. Ему казалось, что если он встретится с Поликарпом, то сразу решатся все горестные вопросы, ради которых он так неожиданно приехал сюда, к русским, в рабочий поселок.

Давно руму не видел — год прошел. Он поможет спасти Ильчу. У него дочь — доктор. Скажет ей: «Поезжай к Хантазееву на стойбище. Болеет жена у Хантазеева. Лечить надо. Фельдшер не может лечить. Фельдшер уже не знает, как лечить. Врач нужен». И повезет Хантазеев врача на стойбище к Ильче, будут лечить ее вдвоем с фельдшером. Выздоровеет Ильча, песни будет петь, сын родится новый, хороший сын…

Рума Поликарп все может. Он большой человек, друг Хантазееву. Клятву давал. Два года назад, когда еще рудника не было, спас Поликарпа Хантазеев в тайге, в низовьях Голубых болот. Метель была, бурелом. Заблудился человек с рюкзаком, лежит под деревом, голодный и усталый. Лыжи сломаны, и ружье замерзло. Засыпало снегом человека. Хантазеев ехал мимо на оленях, взял человека и увез на стойбище.

Привез, спиртом отпоил. Совсем замерз бы. Человек большим румой стал Хантазееву, клятву дружбы дал: жизни своей не пожалеть, если беда придет к Хантазееву. И вот пришла она — беда. Выручать Хантазеева нужно…

Ветер утих. Метель рассеялась и полегла на землю сугробами. Наступил вечер. В забоях горы уже зажглись электрические лампочки. Хантазеев подумал о том, что может не встретить Поликарпа сегодня, а при этой мысли сердце его сжалось тоскливо, и он заспешил.

С Чарэмой нужно увидеться, посмотреть, каким он стал. Спросить в последний раз, ждать ли его домой. Или он решил навсегда остаться на руднике?!

Тогда не нужен Хантазееву такой сын! Зачем он ему? Какой же он сын, если не почитает отца с матерью!

Не послушает Чарэма отца — гордым стал, сам о себе решает. Поликарп и здесь должен помочь Хантазееву уговорить сына поехать с отцом на стойбище…

Только как Хантазееву найти своего большого друга? Где он сейчас?

Усталый, продрогший и отчаявшийся, Хантазеев зашел в чайную выпить горькой воды, чтобы стало тепло и весело, не так тяжело на сердце от беспомощности и одиночества.

Чайная, помещавшаяся в бараке, была разделена столбами на два зала. В одном зале толпились люди у буфета, в другом сидели за столами, где подавались горячие обеды.

Кончилась рабочая смена, и сейчас здесь было шумно и людно.

Оставив оленей на улице, Хантазеев постоял в очереди у буфета, внимательно разглядывая лица: искал, кто с бородой. Но кругом были молодые люди, и все, как назло, безбородые. Хантазеев безошибочно определял и охотников. Были здесь и его родичи-манси в таких же малицах, как и он.

Поговорив с ними на своем певучем языке, он узнал, что они с Няксемволя, приехали сюда сдавать пушнину, рыбу и мясо. О себе же он сказал, что приехал на рудник к сыну, а сейчас ищет высокого человека с бородой — Поликарпа Белова.

Манси покачали головами: не видали такого человека, и Хантазеев пошел в другой зал, чтобы сесть за стол и заказать обед.

Здесь было не так шумно. Люди молча обедали, и только в углу какой-то человек в полушубке размахивал руками и с кем-то спорил.

Человек в полушубке сидел к Хантазееву спиной, и лица его не было видно.

Хантазеев прислушался к спору.

Один голос показался ему знакомым. Он увидел, что за столом спорящих были два свободных места, и он, подойдя к ним, отвесил поклон, сказал «Паче, рума», встретился глазами с рыжебородым стариком и сразу узнал Поликарпа Белова.

Он был заметно навеселе и сперва не обратил внимания на Хантазеева, не узнал его, но, когда заметил, что подошедший к нему пожилой манси не садится за стол, а стоит и с улыбкой смотрит на него, встал обрадованно и, поперхнувшись, обнял старика.

— Рума Хантазеев! Какими судьбами? — закричал Поликарп и расцеловал его.

Обедавшие подняли головы и обернулись на шум.

— Это же Хантазеев! Мой рума, манси, знатный оленевод из Суевата, так я говорю, рума?

Хантазеев кивнул в ответ:

— Так, так! Тише разговаривай! — и сел за стол.

Поликарп приложил пальцы к губам: «молчу» и, размотав шарф на шее, схватил Хантазеева за руку.

— У меня сегодня радость, рума!

«А у меня горе…» — хотел сказать Хантазеев, но не сказал, подумав: «Если радость — зачем же так громко кричать и размахивать руками».

— Помолчи, рума, о печали своей скажу… — Хантазеев отодвинул стакан с водкой и заметил тревожный блеск в глазах Поликарпа.

— Сначала мы выпьем, закусим… — не унимался Белов. — И твою печаль как рукой снимет.

Официантка подала обед. Хантазеев принялся есть горячие жирные щи и слушал о том, какая у Поликарпа радость.

Радость его состояла из нескольких радостей: первая — у дочери хороший муж будет — Селиванов, директор; отцу приятно, и Хантазеев рад за друга; вторая — руму встретил, год не видались, собирался навестить недавно, да разные заботы мешали.

«А я сам приехал — и горе не помешало,