Жизнь зовет - Владислав Александрович Колчин

— Но слушай, Лида…

— Не хочу тебя слушать, слышишь! Хочу думать о гостях, о театре, о прогулках… Да, да, обо всем, чего я привыкла в жизни видеть.

— Вот как? — тяжело вздохнул Петр.

— Да, вот так! Сиди, чахни, желтей над своими глупыми, никому не нужными предложениями. Удивляюсь, как это ты сегодня решился вылезти из своей берлоги.

— Ты замолчишь? — стукнул Петр кулаком по столу.

— Нет, не замолчу, — крикнула в ответ Лида и, хлопнув дверью, выбежала из комнаты.

Хмурясь, точно от зубной боли, Петр пошагал по комнате, потом махнул рукой и отправился к прокатчикам.

…Еще на лестничной площадке уловил Петр нестройный гул молодых веселых голосов. Дверь открыл Андрей. Красный, без пиджака, со сбитым набок галстуком, он одной рукой уцепился за створку двери, а другую тянул Петру, беспричинно улыбаясь.

— Петька… Петька, — кричал он, — сукин ты сын! Дай я тебя поцелую. — Он подошел к Петру, обнял за шею и, грузно наваливаясь на него всем телом, горячо задышал над ухом: — Эх, Петька, здорово мы, брат, закатили. А ты чего опоздал? Ну, смотри, сейчас мы тебе штрафную закатим… Мигом окочуришься…

…Комната встретила Петра гулом пьяных выкриков, звоном посуды, облаком табачного дыма.

— Орлы, вороньи перья! — заорал Андрей с порога, выталкивая Петра на середину комнаты. — Нашего полку прибыло…

— Выпить ему… Лей штрафную… Штраф… — закричала компания, и Андрей, удовлетворенно скаля зубы, налил Петру стакан водки.

— Хорошо, браток, — хлопнул он Петра по плечу и снова потянулся за бутылкой. — Давай, хлопцы, всей компанией дернем.

— Дернем, — подхватили собутыльники, — чего не выпить, коли план добре сделали.

Смерчем вскинулась пляска. Наперебой лупили каблуками жиденький пол. Ухали, точно медведи в лесу. Сыпали скороговорку.

Андрей, отплясав, привалился к Петру.

— А ты чего? Чего нос повесил?

Петр передернул плечами.

— Невесело что-то, — ответил тихо.

— Это тебя еще не проняло, — Андрей щелкнул ногтем по бутылке. — Дерни, и сразу как рукой снимет. Московская, сорокаградусная… Груздевская, понимаешь?

Петр вспыхнул. Что-то смутно тревожившее его вдруг стало понятным.

— Из того зерна, за которым с тобой тогда ездили. Так, что ли? — зло уставился он на Андрея.

— Ты вот что, — пьяно растягивая слова, жестко осадил его Андрей, — если понял — молчи.

— Смотри на мошенника и молчи?

— Мошенник? Ты!.. Святоша какой нашелся.

— Святоша не святоша, но не мошенник.

— А мы… мошенники? — прохрипел Андрей, сжимая кулаки. — Мы? — он размахнулся.

Голову Петра резко дернуло в сторону. Огнем опалило щеку. А перед глазами плыло перекошенное гримасой ярости лицо Андрея.

— Иди, — наступал он на Петра. — Паскуда! Иди, жалуйся. Иди, иуда… — Глаза его сверкали ненавистью…

…Проснулся Петр рано. Осмотрелся. Незнакомая комната была большой, светлой. И слева и справа стояли рядами койки. Одни пустые, на других угадывались под синими одеялами скорчившиеся фигуры спящих.

Маленький старичок в милицейской форме, но без погон подошел к Петру:

— Вставай, молодчик, ответ держать.

Морщась от боли, Петр оделся.

— Ну, кудряш, повозились мы с тобой. Крепкий ты мужик! Никак не хотел на койку ложиться, — ехидно улыбаясь, докладывал ему подошедший из другой комнаты усатый старшина. — Не хочу спать — и баста!

Сощурив глаза, покачал головой.

— А стыдно, надо думать, инженеру в хулиганы попадать!

ГЛАВА ПЯТАЯ

В полночь Лида проснулась. Петра рядом не было. Потянувшись рукой к столику, она зажгла ночник, приподнялась на локте, взглянула на диван. Там спал ее любимец — кот. Разбуженный светом, он поднял усатую мордочку и, недовольно щуря узкие щелочки глаз, сладко зевнул, ожидая, видимо, что свет сейчас погаснет и снова можно будет уткнуться носом в лапы и незаметно скоротать остаток ночи в приятной дреме.

Но свет не погас. Встревоженная Лидочка сбросила одеяло, подошла к окну. «Ну и пусть, пусть ночует, где хочет…»

Когда бледные лучи солнца несмело заскользили по крышам, она наскоро оделась и вышла на улицу. «Конечно, он у бабушки: куда же ему идти», — с надеждой думала она, шагая по безлюдным улицам.

У садовой ограды Лидочка остановилась. В саду, на скамейке, спиной к ней, спал мужчина.

«Он, Петя… — возмутилась и обрадовалась она одновременно и бросилась к калитке. Быстро миновала главную аллею. — Он… он», — облегченно вздохнула Лида, снова увидев за деревьями скамейку со спящим. Но пробежав вдоль забора и разглядев мужчину, она убедилась, что это был не Петр.

Испуганная, она побежала обратно, прижимая рукой отчаянно заколотившееся сердце. Вслед ей летел хриплый бас:

— Эй, барышня, чего испугалась?

Испуг не оставлял ее до самого бабушкиного дома. Лидочка подергала щеколду калитки, она была приперта. Тогда Лида ударила несколько раз кулачком по темным, шероховатым доскам и прислушалась в робком ожидании. Никто не шел. Тогда она заколотила в калитку обеими руками. Дверь в доме скрипнула, и из-за калитки донесся бодрый старческий голос:

— Кто?

— Я, бабушка, Лида!

В ответ заскрипела палка, с трудом, видимо, выбиваемая из гнезда, звякнула щеколда.

— Вот как ты рано?.. Стряслось что или так? — спросила бабушка, запирая за ней калитку.

Лидочка поняла, что Петра здесь нет.

И словно не она, а кто-то другой за нее, непринужденно промолвила:

— Да все в порядке, бабушка. Я к вам за овощами. Винегрет хочется сделать, а на базаре все несвежее.

— Ну, ну, молодушка, хозяйничай, — потеплевшим голосом похвалила ее старушка, — где баба недоспит, там работа кипит. Идем, доченька.

Расхаживая по бабушкиному огороду, Лидочка успокоилась под воркотню старушки. В самом деле: если он отправился на вечеринку, почему бы ему там и не заночевать? Бывает же так.

Но на заводе ею снова овладело беспокойство. Она звонила в прокатный цех трижды, и каждый раз отвечал чужой голос. А в четвертый раз, когда ее соединили с конторкой Петра и она уже собралась спросить о нем, в трубке прозвучал знакомый голос.

«Андрей», — узнала Лида и, прикрыв ладошкой микрофон, снова осторожно повесила трубку. Как наяву встали перед ней насмешливые глаза его. И словно услыхала: «Муженька ищете?.. Придет, не потеряется. А коли боитесь, привяжите к юбке».

«Да… так бы он и ответил», — с трудом передохнув, подумала Лидочка.

Каждая мелочь на работе ее раздражала, а когда в одном из цехов начальник отказался устранить замеченное ею нарушение техпроцесса, она не выдержала. Давно чувствовала внимание к себе со стороны Пуховича, галантного и представительного инженера, сейчас, в связи с затяжной болезнью главного металлурга, исполнявшего его обязанности. Она вошла к нему в кабинет, сбивчиво наговорила ему и о людской черствости,