Жизнь зовет - Владислав Александрович Колчин

— Хм… — хмыкнул Груздев, — смотри ты: человек не иголка, а попробуй его сыщи. В колхоз я в субботу направился. Шефский подарок оформить нужно было на вывоз. Я тебя не нашел. Так без оформления и вывез.

— А-а… А что за подарок?

— Да мелочишко… Пусковая аппаратура к моторам, реле разные… Ты оформишь задним числом?

— Ну и как колхозники живут, ничего? — не расслышал вопроса Иван Сидорович.

— Ничего. Электрифицировали им ток, мотор к лесораме поставили, фермы осветили.

— Ого! Довольны, надо думать?

— Еще бы! Шутка в деле — мотор электрический!

— Да, брат. Вот оно как выливается ныне спайка с деревней. Не лампешечку ставим, а моторы десятками. Чуешь, шаги-то какие!

И толстый красный карандаш заместителя директора черкнул на услужливо положенной бумажке желанную подпись.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

А в цехе в это время всем известный балагур и насмешник Андрей расписывал подробности поездки в колхоз.

— И вот подкатываем мы к речке. Она, красавица, сияет своей голубизной, прохладой манит, и мы, конечно, сдаемся. Горохом катимся к воде, забыв все на свете. Яша, как полководец в момент атаки, впереди. Словно сейчас вижу его: трусит рысцой, задыхается. Ногами, как верблюд загребает — только песок из-под пяток летит. На ходу рубаху наземь, за ней брюки — и хвать с обрыва в воду. Звук тут раздался такой, что ивняк на берегу так и полег. Словно хватили по воде пузырем гигантским — гулкий такой звук.

Глянул я вниз и обомлел. «Батюшки мои, — шепчу про себя, — и как же подкузьмила тебя, Яша, эта невзрачная речонка, тьфу ей в воду». И он соглашается, хотя и не слышит моих слов.

— Холера, — рычит он, отдуваясь, — мелководье проклятое.

И было за что бранить эту речонку. Ведь Яша хватил в нее в таком месте, где вода ему и до пупка не доставала. Ну и, конечно, пузятину свою в кровь спустил о галечник. Но он у нас герой. Побранился малость, но не приуныл. Я еще в себя не пришел от переживаний по поводу несчастья, постигшего начальственную утробу, как Яша уже отыскал глубокое место и поплыл. Вот плавает, скажу я вам! Куда до него природным пловцам — моржу там или тюленю. Без единого всплеска плывет, словно не руки у него, а ласты под водой работают. Ничем себя не выдает, даже головы не видно. И если бы не его самое тяжелое место, игрой неведомых сил в воде обретшее поразительную легкость, которое, как бакен торчало все время над водой, я бы, ей-богу, подумал, что он утонул… Так вот, поглядел я, поглядел на Яшин этот самый бакен и успокоился. Все, думаю, с начальством в порядке…

Слушали Андрея, боясь слова упустить. Хохотали до слез. Не то, чтобы очень уже смешное рассказывал он, а просто по привычке, как всегда, когда он что-либо рассказывал. Ему прощали и выдумки, и насмешки. С ним почему-то было весело и легко, и его любили.

После поездки изменил свое отношение к Андрею и Петр. Он не искал его общества, но и не отказывался от него. А Андрей, уловив эту перемену, стал с Петром еще более фамильярным.

Рассказывая, он все косил на него дружески-насмешливый глаз и порой подмигивал, словно признавал его соучастником рассказа. А закончив и похохотав вместе со всеми, отвел Петра в сторону.

— Слышь, Петька, — отрывисто шепнул он, — вечеринку затеваем у меня на квартире…

— По какому случаю?

— План квартальный добре сработали. Премия вышла знатнецкая. Вот и решили спрыснуть… Придешь?

— А кто будет?

— Своя братва, прокатчики. Только без жен. Чуешь? — Он толкнул Петра в плечо и мигнул: — Мужское общество — дружное и суровое. — И уже строго: — Так к шести… Без опозданий.

Оставив Петра, Андрей валко пошел по проходу между станами, весело поводя по сторонам своими живыми, с вечной усмешкой, глазами. Но сейчас с усмешкой таилась в уголках чуть сощуренных глаз озабоченность.

«И пришла же блажь Яше, — недоумевал он, — подай ему Петьку на вечеринку — и баста. Что-то он, пентюх старый, задумал».

Взбив надо лбом свалившийся на бровь чуб, Андрей легкой походкой довольного жизнью человека шел к Груздеву с докладом.

…Петр не успел сказать Лиде, которую за последнее время уже сердить начинало домоседство, о предстоящей вечеринке, она, узнав об этом от других, дома устроила скандал.

За обедом, недовольная медлительностью и замкнутым лицом Петра, Лида спросила:

— Не вкусно?

Петр покачал головой и ответил невпопад:

— Нет… Вкусно…

— Не знаю как и понять: «нет», «вкусно».

Тон Лиды показался Петру странным, и он спросил недоуменно:

— В чем дело?

— Не люблю, когда хмуришься подозрительно.

— А почему тебе кажется, что я хмурюсь?

— Потому что молчишь.

— Просто голова занята мыслями.

— Конечно, занята, — вспылила Лидочка, — мыслями о вечеринке, о которой мне и знать не положено.

— Лидушка, — усмехнулся добродушно Петр. — Ну, куда ты поехала? Собирают, правда, вечеринку. И я пойду. Неудобно чураться товарищей. Но думать о ней… А ты как знаешь?

— Сказали люди…

Разговор замялся. Каждый был занят своим делом, но к вечеру, когда Петр начал собираться, ссора вспыхнула снова.

Заметив, что Лида тоже собирается, Петр спросил:

— А ты куда?

Лида отвернулась от зеркала и, не отрывая рук, занятых укладкой прически, уставила на мужа удивленные глаза.

— Куда собираешься? — переспросил Петр.

— С тобой, — коротко ответила Лида.

— Со мной? — пришла очередь удивиться и Петру. — Тебе там будет неудобно, Лидушка… Компания мужская…

— Так, так, — побледнев и тяжело задышав, с расстановкой произнесла Лида и, по-бабьи уперев кулачки в бедра, подступила к Петру вплотную.

— Мне неудобно?.. Мне? А, может быть, ты о себе больше заботишься? Помехой я тебе там буду… Посуда вымыта, обед сготовлен, белье постирано и выглажено, чего же еще! В остальных случаях жизни жена представляет из себя неудобное существо.

— Но, Лида, разве… — вспыхнул Петр, раздраженный ее злобным тоном, — вместо того, чтобы во всем разобраться…

— Я посуду мыть, готовить обед, а ты… Ты не смей думать, что я вышла за тебя замуж только, чтобы создавать уют.

— К чему все это ты говоришь? — стиснув зубы, прошипел Петр. — Разве нельзя нанять кого-нибудь?

— Нанять, — передразнила его Лида. — Не так уж ты много зарабатываешь, уважаемый муженек! «Нанять», — ядовито растянула она, — ишь, богатый какой!

— Лида! — взбешенный, выкрикнул Петр, стискивая кулаки.

— Что «Лида»! Я давно Лида. И мне надоело, слышишь, надоело нянчиться с тобой.

— Нянчиться? — огорошенно повторил Петр.

— Именно! Не думала я во взрослом мужчине найти мальчишку. — Тон ее голоса стал слезливым. — Только и знает возиться со своими чертежами. Дорвался! Времени много свободного стало, — словно