Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

провалилось, и на поверхности оказалась одна попса… Теперь это называется свободой. Интересно, не правда ли?.. Вот задача-то для современного философа. Гламур и попса оказываются синонимом свободы!..

Он оставил свой борщ и печально смотрел на бывшую жену.

– Знаешь, о чем я не решаюсь тебе сказать… спросить… вернее, предложить…

Галина испуганно на него взглянула, интуитивно догадываясь, что он хочет ей предложить.

– Юрочка… если это то, о чем я думаю… то это, ты и сам понимаешь… – сказала она.

Юра вздохнул.

– Помечтать-то можно…

– Мы же с тобой друзья? Самые близкие… Ближе тебя никого и нет. А все остальное… мне уже трудно себе представить.

– Ладно, давай, что там у тебя на второе?

Галина положила ему курицу с гречкой. Он подлил вина.

– Чего ты не пьешь? Не нравится?

– Да нет, я же, ты знаешь… выпью, конечно. За что? – Галина подняла бокал.

– Знаешь, давай, за что? Чтобы у наших детей все было хорошо.

– Все хорошо не бывает, – вздохнула Галина, – но – пусть.

Они выпили за детей до дна, и она сказала:

– Между прочим, я прочла твое сочинение про Власова.

Юра насторожился.

– И что?

– Все же мне не совсем понятно твое отношение к вождю.

– А чего непонятного? Я старался быть объективным. Знаешь, есть такая серия «Pro et Kontra»…

– Да знаю я все, – перебила его Галина. – Страна нуждается в своих героях. Но почему для измученной страны героем становится Иосиф Джугашвили, а не, скажем, Николай Второй, вот в чем вопрос. Это я так, мысли вслух…

– Николай Второй – это уже почти такая же удаленность в исторической перспективе, как и Михаил Федорович, а главное, удаленность в духе…

– Вот-вот, главное – в духе…

– А Иосиф Джугашвили – свой, он еще осязаем, его можно пощупать, еще живы люди, которые… и прочее.

– Я понимаю этот соблазн для народа снова найти объект для поклонения, нет, даже не для поклонения, для самоуважения, для обретения точки опоры, когда все прочие опоры выбиты из-под ног. Но почему опираться нужно на сомнительного, мягко выражаясь, в достоинствах политика, а не на, скажем, Сергия Радонежского или Серафима Саровского? Вот в чем, по-моему, главный вопрос. Это означает только то, что народ ничего не понял в нашей общей трагедии и не покаялся, что все жертвы напрасны и жертвы еще впереди. В конце концов, знаешь… хоть это и негуманно звучит, но мне как-то не очень жаль репрессированную ленинскую гвардию, которая, поубивав русскую аристократию, с удовольствием уселась на ее место…

– Да этой пресловутой ленинской гвардии было всего около семи процентов от общего числа!

– Ну вот, и я о том же. А одних только священников в тридцать седьмом расстреляно… десятки тысяч! Не считая остального народа. Для чего? Все должно иметь свои причины и цель. Для чего через двадцать лет победившей революции устраивать геноцид народа, ты можешь разумно объяснить? Ну не вампир же он в самом деле, это глупо.

– Знаешь, тридцать седьмой год – для меня самого все еще загадка. По идее, Большого террора не должно было быть. По всему раскладу. В тридцать третьем – тридцать четвертом все уже устаканивалось. Коллективизация, в общем и целом, завершилась. И власть вроде бы готовилась к замирению с народом. Многие источники, начиная с Троцкого, говорят о том, что Сталин начал осуществлять контрреволюцию в стране, то есть разруливать внутреннюю политику в сторону традиционных русских и, не смейся, пожалуйста, демократических ценностей… Его Конституция предполагала свободу альтернативных выборов всем без ограничения слоям населения, включая бывших кулаков и попов! Озлоблять и запугивать народ накануне неминуемой войны с Германией, в близости которой никто не сомневался, плодить внутренних врагов, готовых встречать немцев с цветами, – этого Сталину было не нужно…

– Юра, опомнись! О каком замирении ты говоришь?.. Не успела закончиться коллективизация, наступил голодомор, потом убийство Кирова и новая волна репрессий!

– Ты еще повтори, что голодомор был устроен специально!

– Да мне без разницы: специально или не специально!

– Вот! Ты рассуждаешь не как историк, а как… зашоренный обыватель!

– Да у меня все родственники репрессированы! – возмутилась Галина.

– У меня тоже! И что?!

– Нашел кого оправдывать! Параноика и людоеда!

– Послушай, Галина… – тихо сказал Юра дрожащим голосом. – Я никого не оправдываю! И ты не смеешь, – возвысил он голос, – приписывать мне вещи… которые я вовсе не имел в виду!.. Я не хочу оправдать, – повторил он, – я хочу понять! Почему это произошло! Ты в состоянии различить эти две вещи? Ты вообще способна услышать, о чем идет речь?!

– Я постараюсь, – подавляя возмущение, ответила Галина.

Юра машинально потер лоб, как делал это всегда, когда собирался с мыслями.

– Мы не знаем, что случилось тогда, на июньском Пленуме партии, когда ряд первых секретарей различных регионов страны потребовали от Сталина полномочий на осуществление чистки… Все это время господствовало мнение, будто бы Сталин единолично и совершенно волюнтаристски и бесконтрольно правил страной. На самом деле шла очень тяжелая борьба с не желавшей расставаться с властью и жаждавшей крови революционно настроенной партократией, от которой он и потерпел в результате сокрушительное поражение. Для них ведь как стоял вопрос? Либо с принятием Конституции они теряют власть, либо благодаря Большому террору проваливается Конституция, проваливаются альтернативные выборы с сохранением тем самым их незыблемых властных позиций. А для Сталина?.. Возможно, первые секретари сумели убедить его, что по всей стране действительно готовится восстание против власти, фактически новая гражданская война, и это – накануне войны с Гитлером, и потребовали чрезвычайных полномочий для НКВД, которые им в результате и были даны. Сталин тогда еще доверял Ежову… И началось… В течение всего нескольких дней готовы были списки на местах… значит, секретари уже заранее подготовились. И если центр с подачи регионов утверждал так называемые лимиты на определенное число репрессируемых по регионам, то на местах эти лимиты перевыполнялись в десять – пятнадцать раз! НКВД закусил удила! Ситуация вообще вышла из-под контроля! Началась та самая дикая вакханалия, в результате которой грохнули около семисот тысяч человек за полтора года! И полтора миллиона посадили в ГУЛаг. Вот этого Сталину было не нужно совсем! Не он был инициатором массовых репрессий! Это была месть ленинской гвардии Сталину за термидор!

– Нет, это какой-то кошмар!.. У меня давление поднимается…

Галина встала из-за стола, достала из шкафчика темный пузырек с каплями, налила полстакана воды, стала отсчитывать капли.

– Ну, извини… – сказал Юра обиженно.

Галина выпила лекарство.

Юра молча сидел, выпятив по-детски губы и ковыряя вилкой остатки курицы.

– Скажи, пожалуйста, – снова ровным голосом спросила Галина. – Не вдаваясь в причины и инициаторов репрессий,