Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич
Перелом. Книга 2 читать книгу онлайн
После векового отсутствия Болеслава Михайловича Маркевича (1822—1884) в русской литературе публикуется его знаменитая в 1870—1880-е годы романная трилогия «Четверть века назад», «Перелом», «Бездна». Она стала единственным в своем роде эпическим свидетельством о начинающемся упадке имперской России – свидетельством тем более достоверным, что Маркевич, как никто другой из писателей, непосредственно знал деятелей и все обстоятельства той эпохи и предвидел ее трагическое завершение в XX веке. Происходивший из старинного шляхетского рода, он, благодаря глубокому уму и талантам, был своим человеком в ближнем окружении императрицы Марии Александровны, был вхож в правительственные круги и высший свет Петербурга. И поэтому петербургский свет, поместное дворянство, чиновники и обыватели изображаются Маркевичем с реалистической, подчас с документально-очерковой достоверностью в многообразии лиц и обстановки. В его персонажах читатели легко узнавали реальные политические фигуры пореформенной России, угадывали прототипы лиц из столичной аристократии, из литературной и театральной среды – что придавало его романам не только популярность, но отчасти и скандальную известность. Картины уходящей жизни дворянства омрачаются в трилогии сюжетами вторжения в общество и государственное управление разрушительных сил, противостоять которым власть в то время была не способна.
Она осталась на диване, без слов, готовая заплакать от досады и страстно возбужденных нервов…
А наш приезжий между тем проходил далее в глубь покоев, выжидая конца этого разговора, с намерением в свою очередь «заинтриговать» домино с желтою розой, обратившее на себя его особое внимание… Навстречу ему шел высокий капуцин одной с ним рясы, с червонным королем на груди. С ним шла жена тогдашнего английского посланника в Петербурге – еще недавно певица итальянской оперы, видимо забавлявшая его, – слышался его смех – своим полным незнакомством с обществом, среди которого она находилась, и происходившими от того наивностями в ее вопросах и ответах. За ними, догоняя их, скользила по паркету в венке и букетах из роз по воздушному белому платью прелестная, черноокая баронесса Таль, состоявшая при хозяйке дома в должности лектрисы и которую звали «le plus charmant spécimen de l’escadron volant de la reine»[50]24.
– My lady, – сказала она по-английски за спиною той, притрогиваясь к ее плечу, – вас повсюду ищет ваш кавалер на третий контрданс…
И вдруг взглянула на обернувшегося к ней спутника посланницы, внезапно покраснела и, проговорив «pardon», отступила на шаг с видимым смущением…
– Je n’ose vous retenir davantage, – молвил тут же с изысканною любезностью червонный король своей даме и принял от нее свою руку.
Баронесса Таль, несколько растерянная, подхватила ее под локоть и, тревожно оглядываясь по пути, выскользнула с нею из комнаты.
Червонный король быстро подошел к приезжему:
– Dis donc, mon cher27, хочешь поменяться фигурами?
– Пердро! – воскликнул тот, узнавая его. – Как на тебе эта карта? Она сейчас была, говорят, на…
– Мне ее отдали и взяли мою 28-pour dérouter les curieux, – таинственно отвечал Пердро; – это ужасно весело выходит… Ты видел, – рассмеялся он, – quel effet j’ai produit sur Hélène Tahl-28?.. A теперь можешь воспользоваться этим талисманом для собственных твоих комбинаций. Дай мне твоего пикового валета!
– Пожалуй! – ответил капуцин, перекидывая через капюшон ленту со своею картой.
– Merci et bonne chance29! – кивнул ему головой Пердро – и исчез.
V
Si cadendum est, coelo cecidisse velim.
Падать – так с неба.
Приезжий остался один… но не надолго. В дверях показался стройный облик домино с желтою розой, о котором он только что думал… Он поспешил к ней.
– Вы наконец покончили с государственными делами? – спросил он ее, смеясь.
Она окинула его быстрым взглядом, заметила висевшего у него на груди червонного короля…
Боже мой, неужели?.. неужели случай доставляет ей возможность выговорить все, все, чем полна ее мысль, «чем живет она душой», – и быть выслушанною, произвести впечатление?.. Неужели вот сейчас, сейчас, после неудачной попытки с Вилиным, должны исполниться заветные ее мечтания, все, чего тщетно добивалась, к чему напрасно рвалась она до сих пор?.. О, лишь бы только нашлась в ней сила неотразимого убеждения, нашлись те пьшающие огнем глаголы, которыми древние пророки «жгли сердца людей!» – проносилось у нее в голове из едва ли не единственного стихотворения Пушкина, которое почитала она достойным своих сочувствий…
– Вы почему думаете, что я говорила о государственных делах? – молвила она, стараясь подавить невольную дрожь голоса и расходившееся в ней внутреннее волнение.
– Достаточно для этого одного вида того, с кем вы говорили, – тем же веселым тоном ответил капуцин, – о чем ином может быть речь с графом Вилиным!.. Позволено ли будет узнать, о какой именно статье свода законов шла у вас с ним речь?
– Я говорила с ним не о законах, – проговорила она, придавая особенную серьезность тону своих слов, – a o его новом назначении…
– Каком?!
Желтая роза вскинула на него изумленно глаза:
– Ведь он поставлен во главу комиссии по крестьянскому делу…
– В самом деле? Я не знал, – сказал он самым естественным тоном.
Она еще раз повела на него взглядом… и тут же успокоилась. «Он не желает, чтоб его узнавали, – объяснила себе она, – он притворяется незнающим того, что знает со вчерашнего дня весь Петербург. Тем лучше, так объясняться с ним легче»…
– Да, – сказала она громко и решительно, – и я ему передала то ужасное впечатление, какое произвело это назначение его на всех, кому дорого благо России и слава Государя… Государя, от которого так много ждет она, – прибавила она уже дрогнувшим голосом.
– О, о, – засмеялся капуцин, – так-таки и передали bel et bien1?.. С какою же целью?
Она смутилась на миг.
– Чтоб убедить его отказаться от того, что в его руках… может только погубить дело…
– А он, – спросил насмешливо ее собеседник, – он, разумеется, поспешил сейчас же признать основательность ваших резонов, поедет завтра в Зимний Дворец и попросит там сложить с него то, на что он, по-вашему, не годится?
Она вся вспыхнула под своей маской; эта ирония, это отношение к ее словам, как к чему-то не серьезному, ребяческому… О, как это было больно ей! На ресницах ее заискрились слезинки…
– О, прошу вас, не говорите со мною так! – вырвалось у нее неудержимо из груди. – Вы много для себя полезного можете услышать от меня; до вас, в вашем положении, редко доходит правда…
– Почему вы так думаето? – перебил ее капуцин с новым, искреннейшим, повергшим ее в первую минуту в величайшее недоумение смехом. – В нашей обители братия обязана, напротив, говорить и выслушивать правду, только правду.
Но заблуждение ее не рассеялось от этих слов: она поняла только, что «не так» следовало ей говорить, не этим «прямым обращением к лицу», а сохраняя условные приемы маскарадного языка.
– Я слышала о вашем уставе, – поспешила она ответить, стараясь теперь попасть в шутливый оттенок его тона, – но я именно хотела сказать, что в «вашем положении» вы слишком отдалены от мира. Ваша «обитель» на высотах, и правда, наша дольняя, простых смертных правда доходит до вас с величайшим трудом. Ваши стены так неприступны, так ревниво охраняемы… Как проникнуть чрез них к вам?..
– Вы прекрасно говорите, – ответил он, глядя ей пытливо в глаза, – но чего бы вы собственно желали?
– Я? Чего бы я хотела? – воскликнула она, сверкнув ему в ответ пламенным взглядом, – я отдала бы, кажется, всю жизнь, чтобы там, в «вашей обители», знали, сколько можно сделать здесь великого и доброго… Ведь у монастырей есть свои земли и население, – добавила она, все также силясь держаться условности и игривости маскарадного языка и делая это крайне неловко, – и вы
