Русский клуб - Владимир Дэс

Все дяди и тёти за этим круглым столом сразу стали похожи на детсадовцев младшей группы.

Женщины чуть не плакали: под атрибутами французского рыбного этикета скрылись как прелестные ювелирные украшения, так и собственно женские прелести.

Так и сидели. Кивали друг другу головами, изучали трещинки и дырки на клеёнчатых манишках своих визави и ждали, что сейчас принесут что-то невероятное, большое, жирное, смачное – и все посетители сразу поймут необходимость этих гнусных слюнявчиков.

Принесли. Подали каждому гостю по две копчёных кильки. Съели. Запили. Выслушали речь.

Следом – по одной дольке маринованного огурца величиной с мизинец. Съели и это. Запили. Опять речь.

Сменили приборы.

Принесли по три креветки под жёлтым соусом. Съели. Запили. Опять пошли речи.

И так далее в том же духе.

Настроение стало скучное и томное. Единственное, что согревало, так это тугое бедро Полины. За неё Глеб и предложил тост под какого-то морского таракана с ложкой уксуса – зря, что ли, она все предыдущие речи переводила?

Все встрепенулись, выпили.

И хотя приятель что-то с жаром нашёптывал в этот момент своей жене, показывая вилкой то на Глеба, то теперь уже на «свою» переводчицу, жена его пить не стала и закусывать не захотела.

После десятой смены блюд французы вдруг запели, и только тут все русские поняли, что к кильке и огурцам подавали вино, а не прокисший сок, чёрт знает из чего надавленный. Егор, видя поскучневшие лица соотечественников, достал из своего кейса презент французскому другу – две бутылки водки.

Произнёсся великолепный тост. Выпили. До дна. И французы тоже.

Потом произнёсся ещё один великолепный тост. Выпили. До дна. И французы тоже.

Стало жарко. Все стали снимать опостылевшие слюнявчики, не спеша дожёвывая килек, лягушек и таракашек.

И тут кто-то предложил поехать в «Распутин». Все радостно закричали, запрыгали, захлопали, и Егор объявил, что он за всё там заплатит. Позвонил в «Распутин» и сделал заказ.

Ресторан встретил лёгким полумраком. Новым гостям был выделен будуар в красно-бордовых тонах. Стол уже был накрыт чёрной икрой, солёными огурчиками, маринованными белыми грибочками, горячей картошкой кругляшами, с дымком и замороженной, в маленьких айсбергах, русской водкой.

Тут же к будуару подошли девять седых скрипачей. А первая скрипка, старый Поль, поняв, что сейчас здесь будет жарко, заиграл так, будто это был последний день в его жизни. Музыканты играли вдохновенно, легко и дерзко.

Потом откуда-то вынырнули русские эмигранты, князья и графы. Особенно выделялся князь Лопато – высокий, седовласый красавец с элегантной тростью. Увидев его, Полина вдруг решила, что ей пора замуж и мужем обязательно должен быть граф, ну, на худой конец князь.

Пили все и пели тоже все. Женщины отплясывали «цыганочку с выходом», мужчины щедро раздавали скрипачам деньги – вначале франки, потом доллары.

Егор, раздав всё из кошелька, снял с себя золотые часы и отдал Полю. Потом потребовал наличные у жены и после резко отрицательного ответа стал навязывать скрипачам свои кредитные карточки.

Старый Поль, извлекая из своей скрипки всё новые волны чарующей музыки, мило улыбался и вежливо отказывался от карточек. Егор от этого очень расстраивался. Повернувшись к жене и угрожая ей карточкой, он твердил:

– Вот наступит утро, откроются банки, наменяю франков… За малым не покажется!

На это жена равнодушно пожимала плечами и пожирала глазами сцену, где Полина и князь Лопато десятый раз били по рукам, клянясь друг другу в вечной любви.

К шести утра ресторан напоминал бивак усталых воинов в степи. По столам, креслам и кабинкам валялись в разных позах люди, но в основном французы. А в одном углу, как у походного костра, вокруг кучки самых стойких собрались скрипачи, официанты и все хоть что-то соображавшие гости ресторана. Пелись русские народные песни, да такие, что плакать хотелось и бить себя в грудь, и жалеть, и гладить кого-то по буйной голове-головушке.

Наконец, утомились и самые стойкие. Стали выносить французов. Поминутно возвращаясь то за кем-то, то за чем-то, сильно поредевшая компания медленно двинулась по лестнице к выходу из ресторана. Разъезжались на такси. Полина решила проводить князя. Глеб не возражал, дал ей денег, а сам пошёл пешком в гостиницу. Утренний Париж – в лёгком молочном тумане – ещё красивее, чем вечерний. Редкие машины и редкие прохожие на тротуарах.

На следующий день Глебу и Полине надо было улетать домой, но Полина так и не появилась и не позвонила. Глеб решил лететь один. Сев в самолёт, он никак не мог по-хорошему уснуть. Болела голова. Мутило, и стоило ему закрыть глаза, как начинал сниться странный сон.

Во сне Глеба, голого, волокла на гильотину толпа скрипачей, официантов и поваров из рыбных ресторанов, все они были с головы до ног обвешаны лягушачьими лапками и креветками. Причём путь пролегал почему-то через палаты реанимации, где на койках рядами лежали вчерашние друзья-приятели, полуживые.

А следом бежала жена Егора. Она то и дело подскакивала к Глебу и под общее ликование больничных палат давала ему пинка под зад, приговаривая при этом: «Вот теперь тебе, милок, мало не покажется!» А Глеб, вырываясь, кричал что есть мочи, что это вовсе не он предложил ехать в «Распутин». Но тут же появлялся Егор и шептал в самое ухо: «Не отпирайтесь! Предложение исходило от вас, и вы это сделали затем, чтобы соблазнить мою переводчицу». И, рыдая, начинал кредитной карточкой резать себе вены на левой руке. От такого кошмара Глеб раз за разом просыпался.

Настроение его совсем испортилось, мысли то и дело возвращались к Полине. Он понимал, что с ней ничего плохого не случится, если только она и в самом деле не выйдет замуж за этого Лопато.

Но этого не произошло. Полина вернулась в Россию через неделю и вышла на работу как ни в чём не бывало.

При воспоминании об этом парижском приключении у Глеба всё же заскребло на сердце, и он спросил Полину:

– А помру, что будешь делать?

– Попрошу похоронить в одной могиле.

– Да… Как у вас, женщин, всё легко и просто…

Сказал, а сам подумал, что это не женщины усложняют ему жизнь, а он сам ставит себе капканы, в которые потом и попадает.

Хотя… Каждая женщина имеет право на свою личную жизнь. Впрочем, как и каждый мужчина.

Ида встретила Глеба из Лос-Анджелеса тепло. Видно было, что соскучилась. Приготовила праздничный ужин, сама, как всегда, выглядела великолепно и детей