Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

пропускали ни одного его слова, плакали и смеялись, а после устраивали жидкие (в силу своей немногочисленности) овации.

– Если бы ты владел французским! – вздыхал Виктор Александрович. – Тебе бы цены не было.

– В самом деле, – соглашалась Екатерина Алексеевна, – мы могли бы открыть маленькое туристическое бюро и поставлять вам французов, интересующихся русской культурой…

– Но, бабушка, в Париже есть много русских, которые с удовольствием послушали бы Юрия Петровича, – возразил Федя. – В нашем университете я знаю человек двадцать русских!

– Ну, много ни много, но среди наших знакомых мы сделаем вам рекламу, это уж как хотите.

– Разумеется, не бесплатно, – резюмировал Виктор Александрович.

Так у Юры появился дополнительный заработок. Сначала на его экскурсии ездили одни русские, потом стали появляться французы, потребовался переводчик. В конце концов его стала раздражать собственная немота, было что-то унизительное в этой безъязыкости, и он твердо решил выучить французский.

Легко сказать!.. Впервые в жизни он повел себя как деспот. Мало того что сам записался на какие-то крутые курсы, он привел на дом учительницу для занятий с маленькими дочерьми, вменив в обязанность Ирине учиться вместе с детьми. Теперь все домашние должны были общаться друг с другом исключительно на французском (по крайней мере, в его присутствии). Исключение было сделано для тещи, которая, будучи старше Юры всего на четыре года, категорически отказалась «на старости лет маяться дурью» и твердо заявила, что если зять будет заставлять ее «плясать под свою дудку, пусть поищет себе другую бесплатную няньку». Зять оставил ее в покое.

Ирина отстаивать свои права не посмела и, стиснув зубы, мужественно принялась зубрить французские слова. На всех предметах домашнего обихода висели теперь таблички с французскими названиями. Во всех комнатах, на кухне, в туалете и в ванной были разложены бумажки с фразами типа: «включи горячую воду», «что сегодня у нас на ужин?», «не забудь вымыть посуду», «сходи в магазин за хлебом» и так далее. Бумажки по мере выучивания фраз менялись на другие, так что через несколько месяцев Юра и Ирина вполне могли общаться друг с другом на уровне: «куда опять пропали мои тапки!» и «оставь, пожалуйста, денег на продукты». Что ж, многие семейные пары этим и ограничиваются.

Восторженные отзывы Юриных почитателей побудили его написать небольшой путеводитель по Санкт-Петербургу. Виктор Александрович снова помог перевести и издать книгу во Франции, и Юру пригласили на презентацию его новой книги в Париж. Он хотел поехать вместе с Ириной, делавшей успехи во французском, так что не стыдно было показать ее за границей, но, к ее крайнему огорчению, обе девочки заболели ветрянкой и она вынуждена была остаться дома с детьми.

На презентации книги собралось человек пятьдесят: журналисты, эмигранты последней волны и простые французы, любители российской словесности. Юра, привыкший давать скорбные оценки современным событиям в стране, на этот раз, заметив в числе своих слушателей явно недоброжелательно настроенных к России граждан, резко поменял свои критические взгляды и стал настойчиво нахваливать и российские власти, и новейшую демократию, и современную политику с экономикой. По его словам выходило, что Россия и в самом деле переживает если не бурный расцвет, то нечто вроде того. На провокационный вопрос какого-то журналиста, а как, мол, это сообразуется с правами человека в Чечне, он свирепо заметил (разумеется, в вежливой форме), что это сугубо внутреннее дело России и нечего лезть со своими вопросами туда, куда вас не просят.

На следующий день во французских газетах появились ехидные статьи с такими, например, пассажами: «Русский писатель Юрий Шабельский высказывает традиционно советские, верноподданнические чувства». Правда, русскому писателю было на это наплевать.

После окончания презентации к нему подошла безупречно элегантная – от неброского макияжа до туфелек – сорокалетняя стройная блондинка, его переводчица и редактор Наталья Виноградова.

«Парижанка!» – с восхищением поглядел на нее Юра. Впрочем, в Париже он навидался всяких женщин и убедился, что слава француженок как самых модных и изысканных женщин несколько преувеличена. Но Наталья, внучка русских эмигрантов первой волны, была русская парижанка, то есть парижанка вдвойне, и ее элегантность была и в самом деле потрясающей.

– За вами было очень интересно наблюдать, – сообщила она Юре с улыбкой.

– Вот как? Что же такого интересного вы заметили?

– По-моему, вы говорили совсем не то, что думаете.

– Разумеется. Эти господа желали, чтобы я обругивал власти вовсе не из сочувствия к России. Я просто не хотел давать им пищу для злорадства.

– Я так и поняла, – сказала Наталья. – Но в зале находились не одни злопыхатели, им интересно было бы узнать правду.

– С незлопыхателями я готов встретиться еще раз и произнести речь прямо противоположного содержания.

Тут она наговорила Юре кучу комплиментов и сказала, что, читая книгу, словно побывала на родине и теперь ей хочется увидеть все своими глазами. На что Юра ответил, разумеется:

– Приезжайте, я вам еще не такое покажу. – Потом, правда, честно прибавил: – Боюсь, вы разочаруетесь, Россия – страна контрастов.

Наталья на секунду нахмурилась и сказала, что она следит за событиями и вообще в курсе.

– Одно дело – следить со стороны, сидя в замечательном парижском кафе, другое дело – переживать все в натуре. Впрочем, я не буду вас отговаривать, приезжайте, только хочу предупредить, чтобы не было потом, знаете, мучительно больно…

– Откуда это выражение? Не могу вспомнить…

– Ну как же, это Николай Островский, «Как закалялась сталь». Как теперь сказали бы: культовая книга классической советской эпохи.

– А, да! Конечно, я это читала. – И она стала цитировать по памяти: «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» – и так далее.

– У вас прекрасная память. Потом над этими словами много смеялись, хотя ничего смешного в сожалении о бесцельно прожитых годах я не вижу.

– Да, конечно. Это все наши шатания. То в одну сторону до крайности, то в другую…

– Совершенно верно. Вы позволите вас проводить? Я, правда, не знаю, принято ли это во Франции…

– Во Франции полная свобода. Я живу за городом, и я на машине. Если у вас нет других планов на вечер, я вас приглашаю в гости.

– Спасибо, с удовольствием. Я только должен предупредить брата.

Через полтора часа Юра сидел в гостиной просторного Натальиного дома, попивая красное французское вино и разглядывая многочисленные фотографии в красивых рамках и картины на стенах.

– Это дом моих родителей, – рассказывала Наталья, накрывая на стол. – Мама и отец уже умерли, старшая сестра живет в Руане, она учительница, замужем за французом, и у них трое детей. А я здесь одна. Первое время