Перелом. Книга 2 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Я вам могу только сказать, княгиня, что это не лежит на моей обязанности, да я бы никогда и не приняла ее на себя.

– Напрасно, потому что может иногда случиться, что в число приглашенных попадут невзначай личности (des personnes), которым здесь вовсе не место, – злобно подчеркнула Андомская.

Ольга Елпидифоровна глянула ей прямо в глаза:

– Какие же могут быть эти личности? – мягчайшим голосом, но с открытым вызовом в лице спросила она.

Ta отвечала ей вполоборота:

– Mais tout simplement, madame, des personnes sortant on ne sait d’où21, которых никто не знает.

– «Никто», то есть иные женщины? – засмеялась вдруг Ранцова.

– Oui, madame, les femmes comme il faut22! – язвительно выговорила княгиня, поглядев на дерзкую вопрошательницу со всей высоты своего имени, общественного положения и ста тысяч ежегодного дохода.

– Et polies comme vous, madame23! – с самою изысканною иронией в тоне отпарировала Ольга Елпидифоровна, склоняя пред ней голову соответствовавшим этому тону поклоном.

И, не дав этой «ненавистнице» своей сообразить надлежащий ответ, она шумно поднялась со своего кресла, протянула руку хозяйке, в глазах которой прочла как бы невольное сочувстие и одобрение себе в эту минуту, и со словами:

– До свиданья, княжна, у меня для бала их высочеств платье – une des plus heureuses créations de Worth comme grande toilette24, надеюсь, что вам понравится! – вышла, сияя весело глазами, из комнаты, подарив княгиню Андомскую на прощанье новым учтиво-насмешливым кивком.

Она не успела исчезнуть, как петербургская grande dame, вся позеленев от гнева и не смущаясь присутствием Гундурова, которого видела в первый раз в жизни, вскинулась на молодую фрейлину:

– Я не понимаю, княжна, как вам дозволяют принимать подобных госпож!.. Я именно зашла к вам сегодня, не застав ее высочества, чтобы просить вас предварить ее насчет этой женщины. Появление ее у вас во дворце произведет скандал! 25-Vous voyez ses façons! Бог знает, кто она такая; отец ее был, говорят, un частный пристав, le dernier des derniers-25…

– В России, – перебила ее княжна, сдерживая себя насколько могла и насилованно улыбаясь, – люди из певчих и брадобреев попадали в графы и князья, так о происхождении, мне кажется, говорить по меньшей мере бесполезно… A у этой дамы муж имеет придворное звание, сама она представлялась и к Большому, и к Малым дворам: она имеет полное право быть приглашенною…

– Mais elle a une réputation affreuse26! – вскликнула Андомская, стискивая зубы. – Я не могу вам как девушке рассказывать об этом подробно, но это все знают…

Княжна холодными глазами уставилась на нее:

– Я не понимаю, княгиня, для чего вам угодно говорить мне обо всем этом: приглашения идут прямо от хозяев этого дома, – подчеркнула она, – и если госпожа Ранцова получила его, то на то, вероятно, имелись основания, в обсуждение которых я не обязана, да и нисколько не желаю вступать.

– Основания! – повторила та, ядовито улыбаясь. – Приглашение этой женщине выпрошено… и я знаю кем!

– Может быть, – молвила княжна с невольной усмешкой.

Гостья ее судорожно вспрянула со своего дивана.

– J’ai à vous parler seule27! – пылко вымолвила она. – Pardon, monsieur! – добавила она, исполняя по привычке обряд светского внешнего приличия, обернувшись к Гундурову, который все это время, глубоко сосредоточенный в собственных мыслях, наполовину и не слыхал предыдущего разговора, и быстрыми щагами направилась к окну.

Фрейлина последовала за нею, кинув на молодого человека умоляющий взгляд: не взыщите, мол, ради Бога, и потерпите еще немножко!..

Княгиня Андомская приперла ее к амбразуре окна и заговорила взволнованным шопотом:

– О ней просил мой отец, не правда ли?

– Я не знаю, княгиня, может быть.

– Не играйте в тайны со мною, прошу вас! Я все вижу и понимаю. Отца моего любят и везде готовы сделать ему приятное… В настоящую минуту – это несчастие! 28-Cette femme la ensorcelé, она делает из него, что хочет, и те, кто теперь снисходят к его слабости к ней, оказывают ему дурную услугу, a семейство его приводят в отчаяние… Ведь она рассчитывает ni plus ni moins, как за него выйти замуж от живого мужа! Вы понимаете, какой это был бы позор, quel déshonneur pour nous… Я и вас очень прошу, княжна, передать эти мои слова буквально à qui de droit-28… Здесь были всегда так благосклонны ко мне, что я надеюсь, меня не захотят огорчить напрасно…

– Но чтобы не огорчать вас, княгиня, – спокойно заметила княжна, – чего стоило ей это спокойствие! – пришлось бы еще более теперь огорчить графа, отца вашего. Ведь для исполнения вашего желания нужно было бы потребовать назад приглашение, уже посланное этой даме?

Княгиня Андомская закинула назад голову движением какой-то оскорбленной орлицы:

– 29-Mais où serait donc la morale, le respect de soi, les devoirs: qu’impose le rang, – вскликнула она, – если бы здесь не умели делать разницы между мною… et cette créature!.. Мне оставалось бы только тогда бежать навсегда отсюда, m’expatrier! – прибавила она с некоторым уже как бы угрожающим пафосом.

Княжна молча поглядела на нее. «И не убежишь, и „respect de soi“ не помешает тебе приехать преспокойно на тот самый бал, где будет эта ненавистная тебе „créature“, и все эти чужеземные, выученные фразы, за которыми нет никакого своего самостоятельного содержания… и все вы надоели мне до смерти, до отчаянья!» – проносилось у нее в голове.

– Я надеюсь, chère princesse, – говорила между тем ее собеседница, – что вы поймете, как важно все, что я вам сейчас сказала, и поторопитесь передать это, как я вас просила…

– Извините меня, княгиня, – к удивлению и досаде своей, услышала она ответ, – но я никак не почитаю возможным взять это на себя. Если вам угодно, чтоб о вашем неудовольствии известно было, где нужно, вы гораздо легче можете это сделать сами, чем чрез меня: вас здесь знают с детства, у вас большое положение, a я – пришлая, чужая… да и, признаюсь, не имею ни малейшей охоты, – сорвалось как-то неудержимо с языка княжны, – de tirer les marrons du feu pour qui que ce soit30!

Княгиня Андомская вся превратилась в оцет и желчь. Она подобрала губы, прижала нервным движением локтей одевавшую ее мантилью туже к бедрам и, скользнув по дерзкой «фрелке» (как выразилась бы Марья Яковлевна Лукоянова) змеиным взглядом:

– Merci de l’aveu, mademoiselle, je m’y conformerai31! – прошипела она и с места, словно на колесцах, покатила к дверям, не оборачиваясь.

Княжна, исполняя свой хозяйский долг, проводила ее тем не менее до передней, обменялась