Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

Утром по холодку работа спорится, и до обеда Ма Лей накрутила больше двухсот сигар. Днем же, когда солнце стоит в зените, становится жарко, от яркого света и послеполуденного зноя слипаются глаза. Вот и сейчас руки продолжали двигаться, но работать не хотелось.

— Что, девочки, совсем скисли? А ну-ка, хватит дремать. Давайте песню споем, — решила расшевелить товарок Ма Джи Ма.

Одна из девушек в отдаленном углу затянула песню. Другая поддержала ее, третья в такт песне застучала сигарой по деревянному столу.

Ма Лей отобрала пять самых ровных табачных листьев и скрутила из них сигары. Это для Ко Мьин Мауна. Она отложила их в сторону. Испокон веков девушки ее профессии подносят сигары в подарок своим любимым. Об этом еще два века назад одна поэтесса писала:

Она не покупала ему табак.

Она сама срывала табачные листья,

Но не сушила их, как другие,

На солнце или у огня.

На ночь она клала листья к себе на ложе,

Согревала и сушила их теплом своего тела.

Это был подарок для милого.

В помещение не вошла, а прямо-таки вплыла толстая, вся увешанная золотом и драгоценностями хозяйка артели До Кхин Тхей. На ней была дорогая красивая юбка и белая нейлоновая блузка.

— Было бы очень кстати, если бы вы остались поработать вечером. Сейчас на наши сигары хороший спрос. Больше сделаете, больше заработаете, — заявила она и ушла.

— «Больше заработаете». Ишь какая добренькая. А о том, что она за наш счет еще больше наживется, не сказала. Мы тут выкладывайся, а она еще больше жиреть будет, — возмущенно заявила Ма Джи Ма.

Ма Лей молча продолжала работать. Ма Джи Ма никак не могла успокоиться:

— Чем больше мы крутим сигар, тем больше золота она покупает. Я у нее уже больше двадцати лет работаю, и как была простой работницей, так и осталась. Не разбогатела. А ее превосходительство До Кхин Тхей выстроила себе за это время каменные хоромы, золота да серебра понакупала. До нас ей дела нет. Помните, когда в прошлом году табачного листа не было, сколько мы без работы сидели? Сделала она для нас хоть что-нибудь?

— И чего люди курят эти сигары? Что в них хорошего? — пожимая плечами, сказала Ма Кхин Чвей.

— Ты не понимаешь, потому что сама не куришь. После обеда выкурить сигарету — просто наслаждение, — возразила Ма Джи Ма.

— Удовольствие удовольствием, а каждая сигара или сигарета жизнь укорачивает. Вот так-то! — настаивала на своем Ма Кхин Чвей.

— Это кто тебе сказал?

— Маун Лей книжку медицинскую читал. Там об этом написано.

Эти слова зародили тревогу в груди Ма Лей. Как же так? А Ко Мьин Маун тоже курит. Значит, и его жизнь с каждой сигарой укорачивается. Надо, чтобы он бросил курить. А сигары, что приготовила для него? Не станет она дарить их ему. Она смешала их с другими сигарами. Штук четыреста она уже сделала. Если постараться, к концу дня будет не меньше шестисот. И ее руки забегали в привычном ритме. Из заработанных в день трех джа она может отложить пятьдесят пья. Дырки, проделанные в ушах, у нее все еще пустые. Что хорошего могут подумать люди в городе о девушке, у которой нет даже сережек? Мысль о желанных сережках подстегивает Ма Лей, но руки устали и отказываются подчиняться. Девушки вокруг работают, поджав под себя ноги, и к концу дня они так затекают и спина так ноет, что трудно бывает подняться. Лица у работниц бледные, потому что целый день проводят они в закрытом помещении без солнца. После нескольких лет работы в сидячем положении у каждой портится фигура, неестественно выпирает живот. Легкие их привыкли к табачной пыли, но к трем часам дня становится так душно — ну просто нечем дышать.

— Эй, куда собралась? Не рано ли? — раздался голос Ма Джи Ма.

— Триста пятьдесят штук. С меня достаточно. Всех денег не заработаешь, — ответила девушка по имени Ма Хнин У и с независимым видом направилась к выходу.

Она хорошенькая и особого рвения к работе не проявляет. То ей надо в больницу, то на вокзал. Почти всегда уходит раньше времени. У ее родителей, кажется, водятся деньжонки, поэтому она особенно и не нуждается. Ма Лей не любит ее за улыбочки и многозначительные взгляды, которыми та щедро одаривает мужчин. Вот и сегодня вырядилась. Вроде бы студентка из колледжа, а не работница из табачной артели. Надрываться она не хочет! Не жадная, мол! А мы жадные, что ли? А тут еще начала строить глазки Ко Мьин Мауну. Конечно, тут у нее не выгорит. Он парень спокойный, и ему нравятся такие девушки, как Ма Лей… Она опять вспомнила, что сигары укорачивают жизнь Ко Мьин Мауну. А он не расстается с сигарами. Между прочим, он умеет писать стихи. Говорит, что сигара помогает ему сочинять. Ма Лей совсем не против того, чтобы ее любимый сочинял, но зачем при этом укорачивать себе жизнь? Надо ему сказать, чтобы он не отвечал на заигрывания Ма Хнин У. Как она в прошлый раз около него увивалась! Все хи-хи да хи-хи.

— Ой! — вскрикнула Ма Лей и посмотрела себе на руку.

— Что случилось? — перепугалась соседка Ма Кхин Чвей.

Ма Лей ножницами порезала левую руку. Брызнула кровь.

— Пошли быстро. Надо перевязать, — сказала подруга и поднялась с места.

За целый день так устаешь, что к концу работы руки отказываются подчиняться. Одно неосторожное движение — и вот она, травма. А ножницы-то острые, наточены с особой тщательностью. Так что нет ничего удивительного…

Ма Джи Ма собрала сигары, накрученные Ма Лей за день, и отдала приемщице. Хозяйка перевязала девушке руку и недовольно сказала:

— Черт знает о чем думаете во время работы. Вот и результат. Теперь и работать не сможешь, и денег не получишь. Можешь отправляться домой.

Прикусив от боли губу, Ма Лей пошла к выходу. Позади слышался ворчливый голос хозяйки:

— Только и знают, что об ухажерах болтать да хихикать. Как палец себе только не отхватила.

Ма Лей хотелось обернуться и нагрубить, но она сдержалась. Было уже четыре часа. Знакомой тропинкой девушка возвращалась домой. Шла медленно, опустив голову. Каждый шаг отдавался в пояснице. Роса, конечно, давно уже высохла. Листья и трава потеряли за день свою утреннюю свежесть. Ма Лей тоже оставила в душном помещении весь запас сил. Да к тому же еще и порезалась.

И вдруг она увидела Ко Мьин