Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

— Так рано сегодня? Что-нибудь случилось?

— Руку ножницами поранила, — сказала девушка чуть не плача и показала ему перевязанный палец.

— Сильно порезалась? — Ко Мьин Маун осторожно взял ее руку. Ма Лей через силу улыбнулась.

— Нет, не очень.

И тут она обратила внимание на сигару в его руке. Ма Лей выхватила ее и бросила на землю.

— Все куришь эти дурацкие сигары. Пошли.

Ко Мьин Маун, ничего не понимая, пошел вслед за ней. В руках он крутил коробок спичек. Девушка посмотрела на него, не рассердился ли, потом взяла его за руку.

— Я не хочу, чтобы ты курил, Ко Мьин Маун, — сказала она, словно прося прощения. Но в ее голосе звучала и убежденность.

Перевод К. Шаньгина.

МОНЕТА

Чем дольше смотрел Ко Ба Ке на монету, что лежала у него на ладони, тем больше он ее ненавидел. Чем больше думал об этой кругляшке достоинством в двадцать пять пья, тем сильнее топорщились от злости его усы.

Это была обыкновенная монета последнего образца. Алюминиевая, легкая, как пушинка, тусклая, со стертым рисунком. Ничего не было удивительного в том, что от долгого хождения по рукам она потеряла первоначальный блеск. Но чья-то дерзкая рука сделала зачем-то ножом ровные надрезы по всему ее периметру. Мало того, что монету перестали уважать за легкость, так теперь еще и обошлись с ней самым жестоким образом. Впрочем, в душе Ко Ба Ке она не вызывала ни малейшего сочувствия. Сегодня она то и дело лезла на глаза, словно насмехалась над ним.

Ко Ба Ке работал кондуктором в автобусе, который курсировал между новым районом Рангуна и парком Такин-Мья. Темнокожий, с большим, увеличенным лысиной, лбом и заметно выступающим животом, было ему около сорока лет. Самым примечательным во всем его облике были густые черные усы. Когда он улыбался, усы смешно поднимались.

— Ко Ба Ке! Со своими усами ты смахиваешь на известного артиста, — говорили ему друзья.

— Усы я ношу лет двадцать. Ваш артист еще под стол пешком ходил, когда я начал их отращивать, — парировал Ко Ба Ке.

У этого человека был веселый нрав. Он понимал шутки и сам умел беззлобно пошутить. Но сегодня монета испортила ему настроение. Она действовала кондуктору на нервы. Представьте себе, что кто-то действует кому-то на нервы. Просят человека утихомириться, а тот не внемлет доброму совету. Тогда появившуюся проблему разрешает кулак. Но в данном случае грубая сила ничего решить не могла.

Когда и как эта злосчастная монета попала к нему в кондукторскую сумку? За целый день вошли в автобус и вышли из него столько пассажиров! Где тут было припомнить, кто же это все-таки сунул ему искалеченную монету!

Сегодня выходной день. Все учреждения, институты, школы закрыты. Наверное, по случаю выходного пассажиры благодушно настроены и приятно улыбаются. А у кондуктора обычный трудовой день. Ему то и дело приходится протискиваться через толпу пассажиров из одного конца автобуса в другой, взимая плату за проезд и отрывая билеты. Монету-калеку он обнаружил у себя в сумке около часа дня, когда рассчитывался с только что вошедшей пассажиркой. Обычно у него не было времени внимательно рассматривать каждую попадавшую ему в руки монету. Любую угадывал он на ощупь по размеру и форме. Монетка с округленными зубчиками — пять пья, чуть побольше, четырехугольная — десять пья. Так и на этот раз он оторвал билет, вернул вошедшей сдачу и сразу же занялся другими пассажирами. Но пассажирка не была бы настоящей женщиной, если бы не проверила сдачу.

— Эй, кондуктор, посмотрите!

Ко Ба Ке, который в это время рассчитывался с другим пассажиром, обернулся на голос. Женщина, которой он только что оторвал билет, протягивала ему монету.

— Посмотрите, что вы мне дали.

Ко Ба Ке взял в руки изрезанную ножом монету.

— Эту монету я не возьму. Дайте мне другую, — потребовала пассажирка.

Ко Ба Ке не мог определенно сказать, что он не давал женщине эту монету. Да и, судя по внешнему виду пассажирки, по тону, которым она потребовала обменять монету, она не способна была на обман. Но и брать монету себе ему не хотелось. Поэтому, изобразив подобие улыбки, Ко Ба Ке вежливо попытался уговорить женщину:

— Вы напрасно беспокоитесь. Эту монету примут у вас везде.

— Ничего подобного. Нигде ее не примут, — не сдавалась женщина.

Сказать ей, что у него нет мелочи, нельзя. Каждому же ясно, что мелочи у него полная сумка.

— В чем дело? Вы отказываетесь принять монету? Но вы же сами мне ее дали! — продолжала настаивать пассажирка.

Ко Ба Ке ничего не оставалось делать, как оставить монету-калеку у себя. Получив свои деньги, женщина еще долго не могла успокоиться:

— Безобразие! Из-за каких-то двадцати пяти пья столько разговоров. Да я бы в конце концов могла выбросить эту монету, но только из-за принципа решила добиться своего, — ворчала она.

Ко Ба Ке был возмущен, и ему стоило немалых усилий, чтобы сдержаться и не нагрубить. Собственно, при чем здесь эта женщина? Сам виноват. Надо смотреть, какие деньги принимаешь от пассажиров.

— Да и кому приятно изуродованную монету в руки брать! Интересно, взял бы он жену со шрамом на лице? — не успокаивалась женщина, обращаясь за поддержкой к своей спутнице.

Вот вредная! Будто знает, что Ко Ба Ке еще не женат. В автобусе душно и жарко. Спина Ко Ба Ке была мокрая от пота, но он не давал себе ни минуты отдыха. Автобус шел обычным рейсом, а голова Ко Ба Ке неустанно думала, как избавиться от монеты.

На одной остановке в автобус поднялся монах. Он протянул десятку и попросил билет за тридцать пья. Ко Ба Ке решил не упускать случая — вряд ли монах станет пересчитывать деньги. И хотя у него была пятерка отдельной бумажкой, он вернул монаху восемь бумажек по одному джа, а остальные добавил мелочью. Но мудрый монах не попался на эту удочку.

— Эй! Кондуктор! — услышал он из глубины автобуса. Нетрудно было догадаться, что и монаху не по душе пришелся подкидыш. Но Ко Ба Ке на этот раз решил не сдаваться. С невинным видом он подошел к монаху.

— Дай-ка другую монету, — сказал монах и протянул ему старую знакомую.

— А в чем дело? — удивленно спросил Ко Ба Ке.

— Ты что, считаешь, что я только что из деревни приехал? Нет,