Без времени и места - Михаил Чумалов

И вскоре левши стали главными во всех сферах жизни. Дальше – больше. Добравшись до верхов, эти люди стали формировать в обществе мнение, что левши – люди более способные и умелые, чем правши. Смотрите, говорили нам, как много леворуких занимают руководящие посты. Это не случайно, а потому, что они лучшие.

Учёные целые книги написали о том, что леворукость это естественное свойство организма, а праворукость – отклонение, вызванное тяжёлыми условиями существования в древности. И теперь пора вернуться к природе. Школьников стали снова бить по рукам, переучивая теперь в левши. Знаете, мой друг, какую книгу каждый школьник учит у нас чуть не наизусть?

– Догадываюсь. «Левшу», наверное.

– Именно. Он, Левша, у нас национальный герой, самый способный и умелый. Он и блоху подковал, и англичанам нос утёр.

– Блоху-то он подковал, но после этого она танцевать перестала, – возразил начитанный Ланс. – Это же просто легенда, сказка.

– Да, но детям об этом не рассказывают. Книжку обрезали: она теперь заканчивается на том, как Левша иноземцев посрамил, а что было дальше и как он умер, того не учат. Историю тоже переписали на свой лад. Теперь это жизнеописания великих левшей. Цезарь и Александр Македонский, Наполеон и Жанна д’Арк, Ньютон и Эйнштейн, Леонардо и Чаплин, Франклин и Бисмарк, Пушкин и Толстой, Черчилль и Че Гевара, – дескать, именно они двигали мировой прогресс.

– Ну с этим трудно поспорить, – сказал Ланс.

– Да, но других как бы и не было. Так людям с детства вдалбливали, что мы – самый способный народ, потому что у нас много левшей, мы стремимся к повальной леворукости и тем самым несём всему миру прогресс и процветание. А они, соседи наши и прочие чужестранцы, до истины ещё не доросли, пребывают во тьме неведения и опутаны предрассудками и поэтому нас не любят и боятся. Лучше отгородиться от них крепкой стеной, пока мы не закончим наши великие преобразования.

– Чушь это, – вставил свою реплику Ланс, – за стеной обо всём этом и знать не знают.

– Так мало-помалу и получилось, – продолжал Христиан, – что пользоваться правой рукой стало поступком сначала смешным, потом – неодобряемым, дальше – непатриотичным и предосудительным, а теперь и вовсе преступным, сродни государственной измене. Я вот за что здесь сижу? Я – простой школьный учитель. Один мой ученик видел – и донёс куда надо – как я, проверяя контрольные, делал пометки лишней рукой. Задумался, вот привычка и вылезла, знаете ли. И теперь мне её отрежут, чтобы соблазна не было.

* * *

Рассказ был окончен. Пару минут Ланс молча обдумывал услышанное. Потом решительно поднялся:

– Вы как хотите, а я свою руку им не отдам.

– Что же вы намерены делать?

– А вот увидите, – пообещал Ланс. – Пользоваться правой я, в отличие от ваших, не разучился.

И он со всей силы застучал ею в железную дверь. Заскрипел замок, в камеру вошёл охранник в латах и тут же был отправлен в нокаут мощной десницей Ланселота. Второму стражнику, стоящему за дверью, Ланс надвинул каску на уши, и так приплюснул её сверху кулаком, что тот увидел небо в алмазах и в дальнейших событиях не участвовал. Одной рукой Ланс поднял выпавшую алебарду, другой ухватил за шиворот насмерть испуганного учителя и поволок его вверх по лестнице. Охранник, дежуривший у выхода, получил рукоятью алебарды в лоб, другой – ногой в пах, и оба скрючились на полу. Третий, видя такой расклад, сам бросил алебарду и забился в угол. Дверь оказалась запертой, но пинка рыцарской ноги она не выдержала.

На улице Ланс выпустил наконец ворот трясущегося Христиана.

– Бегите! Прячьтесь куда сможете, но руку свою сохраните.

– Я лучше вернусь, – жалобно проскулил учитель. – Всё равно найдут. Хуже будет.

Ланс взял Христиана за лацканы сюртука и прошипел ему прямо в лицо:

– Если вы вернётесь, я сам сверну вам шею. Бегите!

Он повернулся и решительным шагом двинулся прочь с площади.

– Постойте! – послышалось за спиной. – Если вам понадобится убежище… запомните: Цветочная, двенадцать…

Ланс кивнул и ускорил шаг. Он нырнул в какой-то узкий и совершенно безлюдный переулок и стал петлять, поворачивал то направо, то налево, стремясь уйти подальше от этой чёртовой ратуши. Никакого конкретного плана у него не было. На улицах не было ни души, но Ланса не покидало ощущение, что за ним следят. Чей-то взгляд он чувствовал между лопаток. Несколько раз он внезапно оборачивался, но ничего подозрительного не увидел. Наконец впереди показалась крепостная стена.

Дальше идти было некуда, и Ланс привалился плечом к фонарному столбу, раздумывая, что же делать дальше. Он узнал достаточно, чтобы считать свою миссию выполненной. Пусть теперь имперские власти разбираются с этим делом. А сейчас надо было раздобыть какой-нибудь еды: от голода сводило внутренности. Затем – выбираться из этого свихнувшегося города.

Какая-то тень мелькнула за спиной, и чья-то рука прижала к лицу Ланса резко пахнувшую тряпку. «Хлороформ», – успел сообразить он и отключился.

* * *

Сколько времени пробыл Ланс в забытьи, он сказать не может. Очнулся он сидящим на стуле посредине полутёмного подвала, освещённого только свечами. Напротив, на возвышении, располагался длинный стол, за которым сидели трое мужчин, тот, что посредине, постарше двух других. Мизансцена очень напоминала недавний суд, с той лишь разницей, что вместо отполированного паркета под ногами был грязный бетонный пол, вместо огромных окон обшарпанные кирпичные стены, да и судьи выглядели иначе. Париков и мантий на них не было, а были нечесаные грязные волосы и засаленные пиджаки и блузы. Ланс едва со стула не упал, когда обнаружил, что у всех троих отсутствует правая рука.

– Кто вы? – спросил сидящий посредине, увидев, что Ланс пришёл в себя.

В игры, подобные тем, что были в суде, Ланс играть не был настроен. Он решил брать партию в свои руки.

– Я не стану отвечать ни на какие вопросы, – решительно сказал он, – пока мне не дадут что-нибудь поесть.

Мужчины переглянулись между собой, и старший сделал такой жест, будто хочет захлопать в ладоши, но тут же опомнился и застучал единственной рукой по столу. На шум в комнату вошёл человек с двумя руками – Ланс отметил это с удовлетворением – выслушал указания, и спустя несколько минут перед Лансом стоял жестяной поднос с чаем и бутербродами. Судьи, или кто там были эти трое, молча наблюдали за трапезой. Когда Ланс закончил, старший повторил вопрос:

– Кто вы?

После еды сил и решительности у Ланса прибавилось:

– Почему я должен вам отвечать? Вы-то сами кто?

Мужчины вновь переглянулись, и старший