Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

– Давай я тебе такую куплю? У нас будут одинаковые, ну, в честь года нашего рождения. – Марта подхватила черную обезьянку за карабинчик. – За десять заколку и брелок давай!

Марта оперлась руками о прилавок, будто готовилась перепрыгнуть через невысокий стол и задать взбучку маленькому китайскому старичку. Торговаться она умела и любила. Это была игра, битва характеров.

– Двадыцать! – Продавец обиженно нахмурил свои косматые брови и сложил руки на груди.

– Тогда мы уходим! – с азартом выдала Марта заранее подготовленную фразу, схватила Машу за руку и решительно двинулась дальше по коридору.

– Стой! Стой! Пятынадцать! Не тебе, не мне! – Старик махал руками ожидаемо развернувшейся Марте. Она знала, что на этом моменте победа одержана.

– Двенадцать, и ни юанем больше. И коробочку. – Марта изобразила руками открывающийся кубик. – Для обезьянки.

Китаец пробормотал что-то за ширму. Выглянул и сразу исчез парень со всклокоченными черными волосами, как будто отливавшими медью. Через пару секунд парень снова высунулся, буквально на мгновение, и протянул старику коробочку. Левый глаз у него заплыл вздувшимся синим шаром, нос был исчерчен кровавыми царапинами, но правый глаз смотрел внимательно, с любопытством. Было в этом лице что-то притягательное, парня хотелось рассмотреть, узнать, как он выглядят без синяков.

После набега на торговый центр Марта с Машей, довольные несколькими успешными сделками, направились в ближайшую чуфаньку за углом. В кафе «У Наташи» они заказали кучу блюд, прекрасно понимая, что с огромными порциями, какие подают в Хэйхэ, обошлись бы и одной тарелкой. Стол едва не трескался от количества нагроможденной на него еды. Марта с Машей уплетали дымящиеся побеги чеснока, лоснящуюся хэйхэйскую закуску, ароматные чисанчи и хрустящие габаджоу. Смялись, держались за руки и мечтали о будущем. Они вместе поедут в Москву, поступят в МГИМО и забудут всех одноклассников, глупые разборки и город Б. Так счастливы, как в ту поездку, они не были никогда и не будут никогда после, была уверена Марта.

Приближалось время обратного рейса. Марта поняла, что тревоги, оставленные в городе Б, нагнали ее. А так хотелось, чтобы они пошли ко дну вместе с поврежденной «Пумой».

12 (Маша)

Маша очнулась от своих мыслей где-то в районе площади Сен-Фердинана. В кармане пальто настойчиво вибрировал телефон. Небо никак не могло разразиться снегом или хотя бы каким-то его подобием, но чувствовалось, что осадки уже на подходе. Маша вынула телефон и сняла перчатку, чтобы разблокировать экран.

«Cherie, ты где, как прошла встреча?»

«Mon chou, когда будешь?»

«Poupette, ты помнишь, что сегодня мы собираемся на вечеринку дома у Кирилла к 8?»

«Ты где? Я уже у Кирилла».

«Пюта!» – Маша выругалась себе под нос и заозиралась, ища взглядом открытый магазин, чтобы купить бутылку вина и что-то к столу. Она совершенно забыла про вечеринку Кирилла. С другой стороны, может, это и неплохо, что сейчас она окажется в шумной компании «белых русских» и их богемных друзей, и круговорот болтовни и ностальгических песен, исполняемых с акцентом, отвлечет ее, и не нужно будет ничего объяснять Гаспару.

Маша так и не рассказала Гаспару о Марте. Она не знала почему. Возможно, причина была в ней, в том, что даже упоминание имени Марты при Гаспаре представлялось кощунством, как если бы в одной любимой книге вдруг упоминался главный персонаж другой любимой книги, но так, вскользь, между делом, как будто он ничего не значит. Как будто бы хотелось, чтобы Марта оставалась только Машиной загадкой из прошлого, которую она должна была разгадать, распутать, расплести, причем без посторонней помощи. А быть может, проблема была в Гаспаре. Иногда Маше казалось, что она представляется ему некой «русской невестой» с сайта Order a Russian Bride Online, которую доставили в коробке по почте. Спустившаяся прямиком с конвейера девушка не может быть отягощена родственниками, бывшими парнями, травмами, вредными привычками и скелетами в шкафу. Иными словами, за два года Гаспар так толком ничего и не узнал о Машиной семье и ее прошлом, зато все время рассказывал истории о разветвленном генеалогическом древе Бонмартан, происходившем из швейцарского кантона Вале. И теперь уже казалось непомерно сложным первой заговорить о годах жизни «до», вывалить на Гаспара разом прошлые привязанности, Марту…

Гаспар открыл Маше дверь в квартиру Кирилла, забрал бутылку вина и поцеловал ее в губы. Потом внимательно и близко рассмотрел Машино лицо, как будто проверяя, на месте ли глаза, нос, рот. Удивительно, насколько сильно его волновали ее черты и запах, но не она сама. У Гаспара тугие темные кудри, на которые он перед сном добавляет пару капель составленных им самим мускусных духов. Он уверяет, что эти духи отражают его личность и когда-нибудь он придумает «аромат Маши». Ярко-синие глаза Гаспара обрамлены густыми черными ресницами, выдающийся нос профессионального парфюмера покрывает мелкая россыпь едва заметных веснушек, а пухлые губы всегда слегка приоткрыты.

– Ну как сегодня прошло? Вас потом еще водили на фуршет, да? Где в этот раз?

Гаспар среди прочего был знатоком парижских ресторанов и любил выносить слегка снобские уничижительные приговоры различным заведениям, излюбленным туристическими каталогами и высокопоставленными людьми. Это было всегда забавно.

– В этот раз George V.

– О-о-о, готов поспорить, в «Жорже» вам вынесли самое дешевое игристое, ставлю десять евро, что полусухое.

И тут перед глазами снова возникло лицо Марты, бокал шампанского на столе перед ней, ее темные очки, синяк над бровью, горящий транспарант на Елисейских Полях за ее спиной. Этот мираж явно отразился на Машином лице, так как между бровей Гаспара образовалась вертикальная морщина.

К счастью, в этот момент в прихожей возник пухлый пучеглазый обольститель Андре.

– Мари-и-ия, Мария, ma belle! – протянул он и двинулся в сторону Маши с распростертыми объятиями, слегка наклонив голову вбок для поцелуя. – Как я рад, что ты пришла! – Он смачно чмокнул Машу в обе щеки, бесцеремонно отодвинув Гаспара. – Я надеюсь, ты попала в самую гущу протестов? Ma petite communiste, да ты, наверное, шла в первой шеренге, защищая интересы французских рабочих! А, и ты тут, Гаспар! – Андре сделал вид, что только теперь заметил парня Маши. Затем, наклонившись, прошептал ей на ухо, но так, чтобы Гаспар расслышал: – Если он опять будет грузить тебя вторичностью российской литературы по отношению к французской, подай сигнал, я его аккуратно чем-нибудь стукну по голове. Вот так – тюк!

Гаспар фыркнул. Андре простодушно рассмеялся, помог Маше снять пальто и повесить его поверх груды чужих курток и шарфов. Когда-то именно на такой вечеринке у Кирилла Маша встретила Гаспара. Но тогда, как обычно бывает в новых компаниях, ей было сложно уловить суть взаимоотношений. Показалось, что выдающимся парфюмером, работающим на главные модные дома Парижа, восхищаются все. Теперь же было очевидно, что над Гаспаром достаточно зло подшучивают, считая заносчивым. И с этим сложно было спорить.

– Mon cher, не переживай, мы уже пришли к выводу, что теперь российская литература вторична по отношению к английской. – Маша подмигнула закатившему глаза Гаспару. – А вот мода – все еще калька с французской.

Маша похлопала по плечу еле сдерживавшего смех Андре, постепенно начиная расслабляться в привычном гомоне. Уютная тусовка состояла в основном из «белых русских», потомков эмигрантов из России начала двадцатого века, десятилетиями хранивших багаж причудливых дореволюционных традиций. Просторная квартира Кирилла Герихофф на проспекте Фош была до потолка забита цветастым мусором из несуществующей империи: стены обклеены старыми российскими новогодними открытками, черно-белыми семейными снимками, древними театральными афишами, даже фантиками от старых конфет. На солидном трюмо стояли матрешки, фарфоровые фигурки под гжель, жостовские подносы, ложки под хохлому, баночки из-под икры, хрустальные стопки для водки и куча прочего хлама. Все поверхности были накрыты расшитыми салфетками, платками, скатертями. Все это походило на эксперимент безумного профессора, который предполагал, что, напичкав в достаточной