В перспективе - Элизабет Джейн Говард

все устроит, – но нет, нет: ссора из-за каких-то в конечном итоге потенциальных потребностей? Он спровоцировал конфликт; она не знала, почему, и, не зная, считала, что ничего не понимает.

Услышав, что он идет вверх по лестнице, она опять взглянула на их багаж с парижскими ярлычками. В нем, казалось, был собран весь ее опыт общения с Конрадом, и она с вызовом прибавила этот опыт к смелости и повернулась лицом к двери.

Он внес в комнату поднос с бутылками, улыбаясь – не ей, а скорее, в качестве составляющей общего облика. Впервые с тех пор, как они поженились, ей нестерпимо захотелось курить.

– Что-то дела у тебя не двигаются. – Он поставил поднос на ее пустой туалетный столик.

Она пожала плечами.

– Мне хотелось сначала выпить. Предстоит довольно масштабная задача – разве нет?

Она почувствовала, как резко он обернулся, чтобы взглянуть на нее: по крайней мере, подумала она в приливе самомнения, ни один из ее поступков не ускользает от него.

– Ты же знаешь, в некоторых просто книги. Их можно оставить. – Он говорил буднично, почти примирительно, и все же в голосе слышалось что-то не то.

Она отошла к окну, засмотрелась на сквер. Во всем доме не было ни единой сигареты, и, как бы абсурдно это ни выглядело, она не могла выйти, чтобы купить их.

– О чем задумалась?

Она сухо отозвалась:

– Жду свой стакан.

Он не имеет права, внутренне возмущалась она, допытываться, о чем она думает, но, пока он протягивал ей стакан, она услышала, как спрашивает его:

– Наверное, сигарет здесь нет нигде?

Он сразу же достал из кармана пиджака ее маленький серебряный портсигар и отдал ей.

– А я и не знала, что он у тебя!

– И пробыл у меня все это время. Ты прекрасно обходилась без него.

Она ответила честно:

– Это было нетрудно. Мне не хотелось курить.

– До настоящего момента.

Он не предложил ей спички, и она огляделась по сторонам.

– Вон там, – сказал он, но не сдвинулся с места.

Со стаканом в руке она подошла к камину и взяла с него коробку спичек. Неясное ощущение, что ею «управляют», снова поразило и унизило ее: ей снова казалось, что он загнал ее в угол – на этот раз из-за пустячной привычки курить, которую он объявил вредной для ее органов вкуса и несоответствующей особенностям ее личности. За такое краткое время он так переделал ее, что она пребывала в растерянности и панике, едва узнавая саму себя. В ее дрожащих пальцах первая спичка сломалась при попытке чиркнуть ею, и она вдруг нестерпимо застеснялась существа, которое он из нее сделал и которое боится и стыдится закурить.

– Я оставила подаренную картину внизу. Хочу ее повесить.

Он подошел к табурету перед ее туалетным столиком и сел. И не сказал ни слова.

– Хочу повесить ее здесь. В этой комнате нет картин. Стены выглядят невыносимо голыми. – Неудачно подобранные для описания комнаты слова еще сильнее рассердили ее, она повторила: – Я оставила картину внизу.

– Если ты хочешь, чтобы здесь висела картина, я подарю ее тебе.

– Одну мне уже подарили. Я не хочу, чтобы картину мне дарил ты, – хочу повесить Блейка.

Он крутанулся на табурете и очутился лицом к ней. Затем не спеша, с расстановкой произнес:

– Эту картину я убрал. Я не желаю, чтобы она висела в моем доме. Как я уже сказал, она мне отвратительна.

– А я думала, этот дом еще и мой!

– А тебе не кажется, что нам следовало бы прийти к согласию по такому важному вопросу, как картина?

– К согласию с тобой? Я понимаю, что ты имеешь в виду. Теперь-то я вижу, что дом этот останется твоим, и мне придется жить здесь, и я…

Он преспокойно перебил:

– Это мой дом, а ты – моя жена.

Но, несмотря на его внешнюю учтивость, она поняла, что он зол и что этот разговор задевает его не на шутку.

– То есть я твоя собственность, и все, что принадлежит мне, на самом деле твое!

– Юридические аспекты этого положения уже не те, что прежде. И я не готов продолжать это обсуждение. Сожалею, что мне не нравится твоя картина, но мое отношение к ней изменить невозможно, поэтому я не стану вешать ее в этом доме.

Короткая пауза. Потом она сказала:

– В таком случае будет лучше вернуть ее твоему отцу, и ты сможешь объяснить ему причины.

Но ответ последовал немедленно:

– Этого делать нельзя! Он обидится, его чувства будут ранены, я этого не допущу.

Она круто обернулась к нему, чтобы воскликнуть: «Его чувства!» – но его лицо с выражением глубокого смирения и решимости остановило ее: она промолчала, и в последовавшей тишине ее гнев с трудом, нехотя рассеялся.

Попытавшись открыть свой кофр, она обнаружила, что тот заперт, и Конрад со своего места бросил ей связку ключей. Она думала, что эта сцена, или ссора, или какие там еще существуют безрадостные названия, закончилась, но по этому жесту сразу поняла, что нет. Едва она открыла кофр, он заговорил:

– В такси я задал тебе вопрос: ты не ответила.

– Конрад, не лучше ли было бы сейчас распаковаться, а поговорить потом?

– Почему?

– Ладно, давай сейчас. – Она села на пятки, у нее опять заколотилось сердце. Она слабо выговорила: – Вообще-то я даже не помню, о чем ты меня спросил. – И сразу поняла, что он ей не поверил.

– Я спросил, намерена ли ты иметь много детей.

– А разве это намерение из тех, которые я могла бы взять и осуществить сама по себе?

– Ты опять уклоняешься от вопроса. Почему нельзя просто сказать честно?

– Если честно, я вообще всерьез об этом не думала. Да, пожалуй. Не очень много, но я, кажется, всегда считала, что у меня должно быть несколько детей.

– И тебе даже в голову не пришло хотя бы заикнуться об этом раньше?

– Говорю же, я об этом не задумывалась. Разговор завел ты. По-видимому, именно тебя беспокоят дети. Так почему же о них не заговорил раньше ты?

Спички она оставила у камина, поэтому пришлось с некоторым трудом подниматься на ноги. Пока она чиркала спичкой, он спросил:

– Стало быть, ты считаешь, что без детей не сможешь «самореализоваться», что бы это ни значило?

Она бросила спичку в красивый камин.

– О, довольно этих… язвительных вопросов! Говорю тебе, я не знаю! Почему вдруг это стало так важно? Или у нас будут дети, или у нас их не будет. То есть… – Она почувствовала, как краска заливает ей лицо. – То есть если